Развод. Ты разрушил нас
Шрифт:
— Ты сравниваешь моего жениха с собакой? — губы начинают трястись, но я знаю, что показывать слезы нельзя.
Никогда. Ни за что. Лучше сразу сделать себе харакири, чем плакать в обществе таких людей, как отец и мачеха.
— А кто он, Ксюш? Ну кто? Что у него за семья? Кто за него слово скажет?
— Мне плевать на то, кто он и откуда, — произношу твердо. — Я люблю Кирилла. Наша свадьба — вопрос решенный. Я пришла сюда не искать твоего
Отец вздыхает и опускает голову.
— Можешь передать ему, что ни копейки денег нашей семьи он не получит. Все наследство отпишу твоему брату и Александре. А тебя переведу на МРОТ. Будешь у меня двадцать тысяч в месяц на карту получать.
— У тебя на уме одни деньги…
— Как и у любого нормального человека, — хмыкает.
— Любовь — это то, что не продается… — парирую.
— Любовь! — фыркает он. — Книжек глупых начиталась, да? Иди Ницше почитай вместо этой своей белиберды, которой ты себе и без того не шибко умную голову засираешь.
— Хватит меня оскорблять, — качаю головой. — Если ты не хочешь знать меня — так и скажи. Мое решение выйти замуж за Кирилла не изменится.
Отец молчит. Долго. Испытывает меня своим черным взглядом:
— Хорошо. Выходи замуж за своего сосунка. Но при одном условии.
— Каком?
— Фамилию его не бери. Возьмешь — пожалеешь. Со свету сживу и его, и тебя. Пожалеешь, — шипит как змея.
— Думаю, твой брак с сыном моего будущего партнера будет идеальным вариантом.
Слова отца комом оседают в сердце, говорить сложно, и я с трудом нахожу в себе силы на это.
— Я даже не забрала вещи из нашей с Кириллом квартиры, а ты уже подкладываешь меня под нового бизнес-партнера?
— Когда же ты, неблагодарная девчонка, трезво посмотришь на эту жизнь? — сетует со злостью. — Я дал тебе право выбора десять лет назад и посмотри, где ты оказалась? Разведенка, которой муж изменил с секретаршей! История из второсортных романов, стыдоба!
Комнату ведет перед глазами. Меня трясет, как в горячке. Отец никогда не был добр со мной, но это переходит все границы.
— Я никогда не искала твоего одобрения, — мне хочется показать свой стержень, но мой голос звучит жалко. — Мне не нужно от тебя ничего, отец, в том числе и наследства. Прекрати вести себя со мной так, будто я товар на рынке, и предлагать меня своим партнерам.
Он не слышит меня или попросту игнорирует:
— У тебя был шанс на то, чтобы доказать свою разумность, но годами ты просирала его. Сейчас же все удачно сложилось. Мне неинтересно твое мнение, считай, я ставлю тебя перед фактом: ты выйдешь замуж за того, кого я выбрал для тебя. Жаль, конечно, что ты так долго играла в эту игру под названием счастливая жизнь и досиделась
Боже, можно ли бить больнее? Вряд ли.
Отец продолжает как ни в чем не бывало:
— И да, слава Богу трастовый фонд оказался нетронутым. Я боялся, что этот твой Кирилл запустит лапу в деньги семьи.
— Это не деньги семьи! — выпаливаю со злостью. — А мое законное наследство, к которому ты не имеешь никакого отношения!
Так уж вышло, что на момент брака моих родителей, у семьи отца были огромные проблемы с финансами. Долги и закладные. Можно сказать, что деньги семьи моей матери спасли положение.
Семья мамы была очень богата, а она осталась единственной наследницей. Возможно мама что-то чувствовала, потому что сложила все свои деньги в два трастовых фонда и завещала их нам с Артемом.
Это большие суммы. Нет, это огромные суммы.
Я ни разу не пользовалась этими деньгами. Кирилл был против, да и нам, в общем-то, хватало.
У отца есть свой капитал, но в сравнении с трастовым фондом — это копейки.
— Твоего будущего мужа пока нет в городе, но через пару недель он вернется и вы познакомитесь. Я надеюсь на твое благоразумие, — продолжает отец, игнорируя мои слова о том, кому принадлежат деньги.
Сердце пронизывает автоматной очередью, я рассыпаюсь на части и едва стою на ногах, но моему отцу нет до этого никакого дела. Я всего лишь инструмент и рычаг в его игре за большие деньги.
Парадокс вот в чем: что бы я ни сказала, это попросту не дойдет до отца. Даже если я буду кричать ему в лицо, он не поймет ни единого слова.
Но он опустил меня ниже некуда, и на молчание я попросту не имею права.
— Мой муж не сосунок. Наши дети, которых не случилось вовсе не потому, что мы их не хотели, не плебеи, а я не разменная монета, отец, — голос дрожит, но на это мне безразлично. — Очень жаль, что ты не видишь со стороны, в кого превратился.
В ребра больно ударяет сердце, и говорить сложно, потому что дыхание обрывается.
— Мне жаль, что ты мой отец. Мне жаль, что я твоя дочь. Вычеркивай меня из своих гребаных завещаний и прекращай манипулировать мной. Забудь меня, если я для тебя лишь досадное недоразумение. Прощай, отец.
Разворачиваюсь.
— Неблагодарная девчонка! Ты еще пожалеешь…
Он кричит что-то мне вслед, но эта речь остается за громко захлопнутой дверью и отзывается лишь шумом в ушах. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание от внутренней, разрывающей каждый орган, боли.
Я бы упала, если бы не Артем, который подхватывает меня в коридоре и молча, не задавая ни одного вопроса, выводит из этого адового дома, кишащего гарпиями и церберами.
Он сажает меня в машину и быстро увозит отсюда.
Едем молча, я пытаюсь прийти в себя, Тема поглядывает на меня искоса. Слез нет, потому что это боль такой выжигающей силы, которая не оставляет ни единого шанса на плач.
— Расскажешь? — спрашивает он у подъезда.
Коротко пересказываю наш с отцом разговор.