Разящий клинок
Шрифт:
...и восходящие рождественские напевы женский крик
корабль, терзаемый штормом старец с длинной бородой, лежащий под стеганым одеялом.
Гармодий влетел в дверной проем, как вброшенный внешней силой, и дверь за ним захлопнулась. Секунду он лежал на плиточном полу Дворца Красного Рыцаря. Затем встряхнул головой.
«Что за хрень?» — пробормотал он.
Габриэль уже пришел в движение. Он указал на Мортирмира, который в реальности завис между жизнью и смертью.
«Мы сумеем его спасти?»
«Безусловно.
«По-моему, мишенью был я».
«Думай как хочешь, малый. Господи, я был на волосок от беды. Поделишься?..»
Габриэль в очередной раз предоставил Гармодию свой резерв.
«Получай, гад!» — сказал Гармодий. Он открыл канал, навел чары... символы во Дворце воспоминаний вспыхнули, как огни далекого города, когда на одном дыхании он выдал сразу пять законченных заклинаний.
Снег очистился от крови и стал девственно белым.
Мортирмир открыл глаза.
Торчавшая из его спины арбалетная стрела растаяла, как сосулька.
А в небе взорвалось что-то, похожее на фейерверк — тысяча звезд вспыхнула на мгновение и померкла.
«Опаньки, — пробормотал Гармодий. — Я врезал богу по причиндалам».
Шип наблюдал за ночью, как за драмой. Солнцеворот всегда был крайне неудобным временем для серьезной работы: ни эфир, ни реальность не сохраняли плотности, и срывались даже простейшие заклинания.
Его колдовские паутины провисли. Он боялся, что бури, разыгравшиеся в эфире, повредят им без поддержки даже простейших чар, и молча, мрачно стоял в темноте, размышляя.
Он-то молчал, зато другие шумели изрядно. Он не нуждался в шпионской сети, чтобы увидеть их. Мощь их усилий была столь велика, а расход резервов так щедр, что он улавливал это в своем северном средоточии власти, где снег засыпал его руки, как будто он и правда был древним дубом.
Яйцо, которое лежало рядом, вспыхивало и свиристело при каждом разряде энергии, прилетавшем с юга.
Что-то грубое рождается в муках.
Отрывок из старого стихотворения или пророчества.
На западе круг был нетронут, и энергия поднималась в небеса кольцом белого пламени. Другие такие же могучие кольца взлетали из многих мест: из убогих хижин пришедших из-за Стены, со дворов королей, эмиров и ханов.
Но два пострадали и начали распадаться в эфире. И что-то тянуло их.
Шип смотрел с любопытством хищника, который наблюдает за другим, преследующим жертву.
И вот они замерли — оба сразу, как будто застывшие в собственном танце. Белый огонь померк, превратился в искру, а потом взметнулся опять, и кольца вспыхнули — с востока полыхнула энергия.
«Ага», — подумал Шип, а овладевшая им сущность сказала: «Гармодий все-таки жив. И стал сильнее. Он будет идеальным союзником».
Шип
«Почему? — спросил он. — И кто вы, собственно, такой, сэр?»
«Любое существо, которое приобретает достаточную силу, перестает быть одним из себе подобных, — ответил Эш. — И становится одним из нас. — Голос неумолимо рокотал. — Ты выбрал. Я выбрал. Теперь и Гармодий выбрал».
Шип содрогнулся. И не в первый и не в последний раз спросил у себя, что же такое он выбрал.
«Я Эш», — прошептал голос.
Шип, некогда — Ричард Планжере, отлично знал это имя.
«Ты сатанинский змий», — сказал он.
Но Эш возразил:
«Я не соотношусь ни с чем, о смертный. Я просто есть».
Убийца вынырнул из толпы около университета и бесстрашно пересек окрестные улицы. Его алюминиевая бляха вспыхивала на входах. Поскольку она была, вообще говоря, не его, последствий не ожидалось, и он сомневался, что у его преследователей есть такая же штука. Он выиграл час.
Юркнув в переулки за университетом, он стал перебегать из одного в другой, задержавшись только для того, чтобы избавиться от красного сюрко и нагрудной пластины лучника. Он оставил их на парапете борделя и побежал в темноту.
Длинная Лапища дошел до оберегов на границе университета и выругался. Пройти он не смог, а по следам было ясно, что противнику это удалось. Он повернул обратно, теряя драгоценные минуты, и бросился сперва на север, а потом на запад, где нашел Гельфреда и Дэна Фейвора. Оба стояли на коленях в снегу.
— Он прорвался через университет, и мне за ним не пройти, — задыхаясь, выпалил Длинная Лапища.
Фейвор свистнул, и к нему бросились по снегу собаки.
— Мы ищем запах, — сказал Гельфред. — Идем на север, попробуем заново. Народу столько...— Он покачал головой.
Все трое побежали на юг по улице, тянувшейся сбоку от университета. Этой ночью она была ярко освещена факелами, и сотни людей оборачивались взглянуть на вооруженную троицу, которая мчалась мимо во весь дух. На южной границе университета они остановились и повернули на запад, но в лабиринте улочек, где жили студенты, пропала всякая надежда наткнуться на свежий след.
Зато на улице Святого Николая, когда была пройдена ее треть, старшая псина насторожилась, заскулила, и Гельфред дал ей волю.
— Луадхас, взять его! — скомандовал он.
Затем преклонил колени в снегу, помолился и освободил второго пса, помоложе.
Тот гавкнул, описал круг и сорвался в другую сторону. Старшая собака метнулась через дорогу к невысокому зданию с грязно-белой штукатуркой. Она остановилась, не выпуская из вида мужчин, и Гельфред, подбежав, поднял солдатский плащ, сюрко и нагрудную пластину.