Разыскания истины
Шрифт:
538
ибо ни к чему трудиться над изучением истинной генеалогии вещей, цена которых невелика; к тому же это такой вопрос, который уяснить себе невозможно, как он явствует из «Discussions peripateti-ques» Патриция.
ГЛАВА VI
Общие необходимые указания, чтобы в разысканиях истины и в выборе наук руководствоваться известным порядком.
Чтобы не говорили, что я только все ниспровергаю в этом сочинении и не даю ничего достоверного и неоспоримого, мне следует изложить здесь в немногих словах, какой порядок должно соблюдать в своих исследованиях, чтобы не впасть в заблуждение, а также указать некоторые истины и некоторые необходимые науки, которые имеют такую очевидность, что, не соглашаясь с ними, невозможно не испытывать
Первое, что мы познаем, это — существование нашей души; все акты нашего мышления суть неопровержимые доказательства его;
ибо то, что действительно мыслит, действительно есть нечто — это вполне очевидно. Легко узнать о существовании своей души, зато нелегко узнать ее сущность и природу. Если мы хотим знать, что она такое, мы прежде всего должны не смешивать ее с теми вещами, с которыми она связана. Если мы видим в себе сомнение, желание, рассуждение, мы должны думать, что душа есть нечто сомневающееся, желающее, рассуждающее и только, пока мы не испытали в ней каких-нибудь других свойств; ибо свою душу мы познаем только посредством внутреннего чувства, которое имеем о ней. Душу свою не следует принимать ни за свое тело, ни за кровь, ни за жизненные духи, ни за огонь, ни за иные вещи, за которые принимали ее философы. О душе следует думать лишь то, чего мы не можем не думать о ней и в чем мы вполне убеждены тем внутренним чувством, которое имеем о самих себе; иначе мы ошибемся. Итак, простым созерцанием или внутренним чувством мы узнаем все, что можно знать о душе, не будучи вынуждены прибегать к умозаключениям, в которых всегда возможна ошибка. Ибо в умозаключениях действует память, а где действует память, там возможно заблуждение — стоит предположить, что в своем познании мы зависим от какого-то злого духа, который потешается, обманывая нас.
539
Если бы даже я предположил существование такого Бога, которому нравилось бы обманывать меня, то и тогда я был бы убежден в том, что Он не может обмануть меня в том моем познании, которое основывается на простом созерцании, каково, например, познание: я существую, ибо я мыслю; дважды 2 есть 4. Каким бы могущественным не представлял я себе подобного Бога, допустив Его действительное бытие, то, даже и при этом нелепом предположении, я чувствую, что я не мог бы сомневаться в том, что я существую или что дважды 2 равняется 4, так как эти вещи я постигаю одним созерцанием без участия памяти.
Но когда я умозаключаю и не вижу с очевидностью принципов моих умозаключений, а только вспоминаю, что я видел их с очевидностью, тогда все мои рассуждения были бы ошибочны, если бы подобный Бог-обманщик связал это воспоминание с ложными принципами, что было бы для него возможно, если бы он того захотел. Бывает, что, когда мы делаем длинные вычисления, нам кажется, будто мы ясно помним, например, что девятью 9 равно 72 или что 21 есть первоначальное число, или мы впадаем в какую-нибудь иную подобную ошибку, из которой потом выводим ложные заключения.
Следовательно, чтобы быть вполне убежденным в том. что самые достоверные науки, как-то: арифметика и геометрия — суть и самые истинные науки, необходимо прежде познать Бога и знать, что Он не обманщик; ибо иначе очевидность в этих науках не будет полна и можно с ними не соглашаться. То, что Бог не обманщик, необходимо узнать простым созерцанием, а не умозаключением, ибо умозаключение всегда может оказаться ложным, если мы допустим, что Бог — обманщик.
Все общепринятые доказательства бытия Божия и свойств Его, выведенные из бытия и совершенств Его тварей, по-моему, имеют тот недостаток, что они не убеждают разума через непосредственное созерцание. Все эти доказательства суть рассуждения, правда сами по себе убедительные; но, будучи рассуждениями, они, как таковые, неубедительны — стоит нам предположить, что существует какой-то злой дух, обманывающий нас. Они вполне доказывают, что есть какая-то сила, превосходящая нас; ибо это утверждается уже и самим нелепым предположением; но они не убеждают вполне, что есть Бог или бесконечно совершенное существо.
Существование высшей силы над нами очевиднее существования мира; ибо предположение, препятствующее нам признать эту высшую силу, немыслимо, тогда как невозможно доказать существования мира, если предположить, что есть какой-то злой дух, потешающийся над нами и обманывающий нас. Ибо всегда допустимо, что этот злой дух дает нам ощущения о вещах, вовсе не существующих: ведь во сне и в некоторых болезнях мы видим такие вещи, которых никогда не было, и действительно ощущаем боль в воображаемых членах, которых у нас больше нет или которых никогда и не было.
540
Доказательства же бытия Бога и свойств Его, выведенные из той идеи, которую мы имеем о бесконечном, суть доказательства непосредственного созерцания. Когда мы усматриваем одним созерцанием ума бесконечное, мы усматриваем, что есть Бог; ибо в идее о бесконечном заключается необходимое бытие, и одно бесконечное может дать нам идею о бесконечном существе.' Первый принцип всякого нашего познания заключается в том, что не сущее не созерцаемо; и из него следует, что, если мы мыслим о бесконечном, бесконечное должно существовать; ясно также, что Бог не есть обманщик, ибо зная, что Он бесконечно совершенен; а в бесконечном не может быть недостатка в каком-либо совершенстве, для нас становится очевидным, что Бог не хочет обманывать нас, и Он даже не может этого, так как Он может лишь то, что Он хочет или что Он способен хотеть. Итак, Бог существует, и это Бог истинный, никогда не обманывающий нас, хотя и не всегда Он просвещает нас, и хотя мы часто ошибаемся, если Он не просвещает нас. Все эти истины представляются путем простого созерцания уму внимательному, хотя, по-видимому, мы и рассуждаем здесь; эти рассуждения, однако, нужны лишь для того чтобы изложить эти истины другим. Эти истины следует принять за неоспоримые принципы, на основании которых должно рассуждать; ибо, признав, что Бог не находит удовольствия в обманывании нас, мы можем приступить к рассуждениям.
Достоверность веры, очевидно, также зависит от принципа, что существует Бог, не способный обманывать нас; ибо для умов, способных к строгому вниманию, бытие Божие и непогрешимость божественного авторитета представляются не догмами веры, а скорее естественным познанием и общими понятиями; хотя обладание подобным умом, способным ко вниманию, достаточному для должного понимания этих истин, а также желание прилежать к пониманию их, есть особый дар Божий.
Из принципа, что Бог не обманщик, следовало бы заключить еще, что мы действительно имеем тело, с которым мы связаны совершенно особым образом, и что нас окружают многие другие тела; ибо мы внутренне убеждены в существовании тел благодаря постоянным ощущениям, вызываемым Богом в нас; от веры в существование их мы не можем отрешиться рассудком, хотя мы можем отрешиться рассудком от того, что эти тела, согласно показаниям наших чувств, имеют известные свойства и совершенства, ибо таковых свойств они на самом деле не имеют. Следовательно, мы не должны думать, что тела таковы, какими мы их видим или какими воображаем; мы должны лишь думать, что они существуют и что они таковы, какими мы их постигаем рассудком.
' См. две первые Беседы о метафизике.
541
Но для того чтобы рассуждать, держась известного порядка, нет нужды рассматривать вопрос, есть ли у нас тело и существуют ли другие тела около нас, или мы имеем от тел ощущения, хотя самих тел не существует. Этот вопрос заключает в себе слишком большие трудности, и пожалуй, ни для усовершенствования наших познаний, ни даже для точного знания физики, морали и других наук вовсе нет необходимости решать его, как это можно было бы думать.
Мы имеем в себе идеи чисел и протяженности, бытие которых неоспоримо и природа которых неизменна; эти идеи вечно доставляли бы нам материал для мышления, если бы мы пожелали узнать все отношения их. А в силу оснований, которые небесполезно изложить, нам необходимо начать рассматривать своим разумом эти идеи. Ниже следуют три главных основания к тому.
Первое, что это самые ясные и самые очевидные идеи. Для избежания заблуждения должно сохранять очевидность в своих умозаключениях, а потому ясно, что следует рассуждать об идеях чисел и протяженности, а не о смутных или сложных идеях физики, морали, механики, химии и всех прочих наук.