Разыскания истины
Шрифт:
Здесь уместно будет, между прочим, сказать, что писатели, выдумывающие множество новых слов и новых фигур, чтобы выразить свои мысли, создают часто совершенно бесполезные сочинения. Они хотят стать понятными, тогда как на самом деле они становятся непонятными. «Мы определяем все свои термины, — говорят они, — и другие должны следовать нам». Правда, другие охотно соглашаются в этом с ними, но природа их противится этому: их идеи не связаны с этими новыми терминами, так как для этого нужен навык, и навык большой. Быть может, у авторов этот навык есть, но читатели его не имеют. Отсюда мораль: если имеешь намерение поучать разум, то необходимо знать его, потому что должно сообразоваться с его природою, а не раздражать и не отталкивать ее.
Однако нельзя осуждать ту тщательность,
152
значение которых не очень далеко от того значения, какое намереваются им придать, это, между тем, не всегда соблюдается в математике.
Но сказанным мы не хотим вовсе осуждать алгебру, особенно в том виде, как преобразовал ее Декарт; ибо если вначале новизна некоторых выражений этой науки представит затруднение для разума, зато в этих выражениях так мало разнообразия и неясности, а помощь, которую они оказывают разуму, настолько превосходит ту трудность, которую разум в них встречает, что, как нам думается, невозможно изобрести иной способ рассуждать и выражать свои рассуждения, более соответствующий природе разума и более пригодный для нахождения неизвестных истин. Термины этой науки не раздвояют способности разума; они не отягощают памяти; они удивительно сокращают все наши идеи и все наши рассуждения и путем навыка делают их в известной степени наглядными. Наконец, их польза превосходит значительно пользу чертежей, которые служат естественными обозначениями треугольников, квадратов и т. п., так как последние не могут быть приложены к исследованию и изложению истин, более или менее глубоких. Но довольно говорить о связи идей с отпечатками в мозгу; следует сказать кое-что о связи отпечатков между собою, а следовательно, о связи между идеями, соответствующими этим отпечаткам в мозгу.
II. Эта связь состоит в том, что отпечатки в мозгу настолько тесно связываются друг с другом, что одни из них не могут возобновиться, не вызывая в то же время всех тех, которые запечатлелись в одно время с ними. Например, если какой-нибудь человек присутствует на известной публичной церемонии, он замечает все ее обстоятельства и всех главных лиц, присутствовавших на ней, время, место, день и все остальные подробности; поэтому впоследствии достаточно ему будет вспомнить место или даже какое-нибудь менее важное обстоятельство, чтобы представить себе и все остальное. Вот почему, когда мы не помним главного имени какой-нибудь вещи, мы довольствуемся именем, обозначающим какое-нибудь обстоятельство, имеющее отношение к этой вещи. Так, например, не будучи в состоянии припомнить названия церкви, мы можем прибегнуть к названию вещи, имеющей к ней отношение;
мы можем сказать: «Это та церковь, где была такая давка, где господин... говорил проповедь, куда мы ходили по воскресеньям». Не будучи в состоянии, например, припомнить собственное имя какого-нибудь лица, или, если нам неудобно назвать его собственным именем, мы можем указать на него так: «Человек, лицо которого изрыто оспой, этот высокий и хорошо сложенный человек, этот маленький горбун», — смотря по склонности своей к нему, — хотя не хорошо употреблять слова, выражающие презрение.
Взаимная связь отпечатков, а следовательно, идей, друг с другом служит основанием не только всех фигур риторики, но также множества других вещей, в высшей степени важных в политике и
153
вообще во всех науках, имеющих какое-либо отношение к человеку, следовательно, служащих основанием многого, о чем мы будем говорить впоследствии.
Причина этой связи нескольких отпечатков друг с другом есть одновременность их запечатления в мозгу; ибо достаточно нескольким отпечаткам возникнуть в одно время, чтобы они не могли более возобновиться иначе, как все вместе, потому что жизненные духи, находя более свободный доступ в эти отпечатки, возникшие одновременно, продолжают двигаться посреди них, так как им легче пройти здесь, чем другими частями мозга, — это и есть причина памяти и телесных привычек, которые общи
Эти сочетания отпечатков в мозгу не всегда связаны с эмоциями духов; вещи, видимые нами, не всегда кажутся нам непременно или хорошими, или дурными. Эти сочетания могут также изменяться и уничтожаться, потому что, не будучи безусловно необходимыми для сохранения жизни, они и не должны быть всегда одними и теми же.
Но есть в нашем мозгу отпечатки, естественно связанные одни с другими, а также с известными эмоциями духов, потому что это необходимо для жизни; их связь не может или не может легко уничтожиться, потому что ей следует оставаться всегда неизменною. Например, представление большой высоты, которую мы видим под собою и откуда нам грозит опасность упасть, или представление какого-нибудь большого тела, готового упасть на нас и раздавить, естественно, связаны с представлением смерти и с эмоцией духов, побуждающей нас к бегству или к желанию убежать. Эта связь не изменяется никогда, потому что ей необходимо всегда оставаться одною и тою же; поэтому она покоится на устройстве мозговых фибр, какое мы имеем от рождения.
Все сочетания, не относящиеся к естественным, могут и должны уничтожаться, различные условия времени и места должны изменять их, чтобы, они были полезны для жизни. Полезно, например, куропаткам избегать людей с ружьями в местах, где охотятся за ними, и в то время, когда охотятся на них; но им нет необходимости избегать их в других местах и в другое время. Итак, для сохранения всех животных необходимо, чтобы существовали у них, во-первых, такие в мозгу сочетания отпечатков, которые могли бы легко возникать и уничтожаться, во-вторых, такие, которые могли бы уничтожаться лишь с трудом, и, наконец, такие, которые никогда не могли бы уничтожаться.
Весьма полезно тщательно исследовать различные действия, какие способны произвести эти различные сочетания, ибо эти действия очень многочисленны и имеют очень большое значение для познания человека.
III. Для изучения памяти, достаточно усвоить одну истину, именно: все наши различные перцепции связаны с изменениями, происходящими в фибрах главной части мозга, в которой преимущест-
154
венно пребывает душа. Раз предположен этот единственный принцип, природа памяти объяснена. Ибо как ветви дерева, которые некоторое время были согнуты известным образом, потом легко опять сгибаются таким же образом, так и мозговые фибры, раз получив известные впечатления вследствие движения жизненных духов и воздействия предметов, в течение довольно долгого времени сохраняют способность легко воспринимать опять те же самые состояния (dispositions). Память же состоит не в чем ином, как в этой способности, потому что, когда мозг наш получает одни и те же впечатления, мы думаем об одних и тех же вещах.
Так как жизненные духи действуют на вещество мозга то с большею, то с меньшею силою и так как чувственные предметы производят впечатления гораздо сильнее, чем одно воображение, то отсюда нетрудно понять, почему все, воспринятое нами, припоминается неодинаково. Почему, например, то, что было воспринято несколько раз, представляется большею частью душе гораздо яснее, чем то, что было воспринято раз или два; почему припоминаются отчетливее те вещи, которые мы видели, чем те, которые мы только представляли себе; почему, например, мы лучше будем знать расположение вен в печени, только раз увидев это при диссекции печени, чем несколько раз прочитав об этом в сочинении по анатомии и т. п.
Если читатель возьмет на себя труд подумать надо всем нами сказанным о воображении и над тем немногим, что мы сейчас сказали о памяти, и если он отрешится от предрассудка, что наш мозг слишком мал для того, чтобы иметь возможность сохранить все эти многочисленные отпечатки и впечатления, то ему доставит удовольствие самому найти причину всех тех поразительных действий памяти, о которых с таким изумлением говорит блаженный Августин в десятой книге своей Исповеди. Мы не собираемся объяснять это подробнее, потому что каждому будет лучше потрудиться объяснить их самому себе: ведь все, что мы находим сами, всегда приятнее и производит на нас больше впечатления, чем то, что мы узнаем от других.