Разыскания истины
Шрифт:
175
успевать в науках, как постоянные развлечения, которыми их вознаграждают, и наказания, какими наказывают и беспрестанно грозят им.
Кроме того, неизмеримо важнее, в данном случае еще то обстоятельство, что страх наказаний и желание чувственных наград, какими занимают разум детей, совершенно удаляют их от благочестия. Благочестие еще абстрактнее науки, оно еще менее по вкусу испорченной природе. Разум человеческий довольно склонен к учению, но он не склонен к благочестию. Если же сильные волнения препятствуют нам учиться, хотя в учении от природы мы находим удовольствие, то разве мыслимо детям, всецело занятым чувственными удовольствиями, которыми их награждают, и наказаниями, которыми их стращают, сохранять
Способность разума весьма ограничена; не много нужно, чтобы занять его всецело, и в то время, когда разум занят, он не способен к новым мыслям, если предварительно не освободиться от прежних. Но, когда разум занят идеями чувственными, он не может освободиться от них по своему желанию. Для понимания этого следует обратить внимание на то, что мы все непрестанно стремимся к благу в силу естественных наклонностей, и удовольствие есть признак, по которому мы отличаем благо от зла; поэтому удовольствие неизбежно действует на нас и занимает нас более, чем все остальное. Раз удовольствие связано с пользованием чувственными вещами, потому что они составляют благо для тела человека, то своего рода необходимость сообщает этим благам способность всецело занимать наш разум, пока Господь не сообщит им известной горечи, вселяющей в нас отвращение и ужас к ним, или пока Он посредством своей благодати не даст нам почувствовать ту небесную радость, которая превосходит все земные радости: «Dando menti coelestem delectationem, qua omnis terrena delectatio superetur».'
Так как, далее, мы столько же стремимся избегать зла, сколько стремимся любить благо, и так как страдание есть признак, который природа связала со злом, то все, что было нами сказано об удовольствии, должно в обратном смысле быть отнесено к страданию.
Поэтому, очевидно, так как вещи, доставляющие нам удовольствия и страдания, завладевают всецело разумом и не в нашей власти по своему желанию отвлечь от них внимание, то нельзя детей, как и остальных людей, заставить любить благочестие, предварительно не научив их, согласно заповедям евангельским, равнодушно относиться ко всем вещам, действующим на чувства и возбуждающим сильные желания и сильные опасения, потому что все страсти затемняют и заглушают благодать и ту внутреннюю радость, какую Господь дает нам чувствовать в нашем послушании Ему.
' Блаженный Августин.
176
Самые маленькие дети имеют такой же ум, как и взрослые люди, хотя у них нет опытности; у них есть такие же наклонности, хотя у них желания и иные, чем у взрослых. Следовательно, их должно приучать руководствоваться разумом, насколько это возможно для них, и побуждать их к послушанию, ловко направляя их добрые наклонности. Однако удерживать их в послушании путем воздействия на их чувства — значит заглушать их разум и извращать лучшие их наклонности: ведь они будут тогда исполнять свои обязанности только наружно; добродетели не будет ни в их разуме, ни в их сердце, она им будет почти неизвестна, а любить они ее будут еще меньше;
дух их будет поглощен только страхами и желаниями, чувственными отвращениями и привязанностями, от которых они не смогут отрешиться, а следовательно, не смогут стать свободными и пользоваться своим разумом. Дети, воспитанные этим низким и рабским образом, приобретают понемногу известную невосприимчивость ко всему, что требуется от порядочного человека и христианина, и сохраняют ее на всю жизнь; в том же случае, когда они надеятся избежать кары за свои проступки, благодаря своей власти или своей ловкости, они предаются всему, что тешит вожделение и чувства, потому что на деле им не знакомы иные блага, кроме благ чувственных.
Правда, есть случаи, когда необходимо наставлять детей посредством влияния на их чувства, но это следует делать только тогда, когда недостаточно одного убеждения. Прежде следует убеждать их в
Если наказания не наставляют дух и не заставляют любить добродетель, то, по крайней мере, они научают некоторым образом тело и не допускают полюбить порок, а следовательно, стать рабом его. При этом следует особо заметить, страдания не поглощают так сил души, как удовольствия: о них легко перестают думать, как только перестают терпеть их и не имеют повода более опасаться их; ибо в этом случае страдания не действуют на воображение, не возбуждают страстей, не раздражают вожделения, наконец, предоставляют полную свободу разуму думать, о чем ему угодно. Итак, можно пользоваться наказаниями по отношению к детям, чтобы удерживать их в повиновении или наружном повиновении.
' Qui parcit virgae, odit filium suum. Кн. Прем. Сол., 13, 24.
177
Но из того, что иногда и полезно прибегать к угрозам и физическим наказаниям по отношению к детям, не следует еще заключать, что должно пользоваться при воспитании детей наградами: ведь тем, что в той или иной степени действует на чувства, должно пользоваться лишь в случае крайней необходимости. Между тем нет никакой необходимости давать детям награды и представлять им эти награды, как цель их занятий, напротив, делать это — значит извращать все лучшие их поступки и вести их скорее к чувственности, чем к добродетели. Воспоминания об удовольствиях, которые раз были испробованы, глубоко запечатлеваются в воображении; постоянно вызывают идеи чувственных благ, всегда возбуждают властные желания, нарушающие душевный мир; наконец, они раздражают всячески вожделение, что портит все дело воспитания. Однако здесь не место излагать это так подробно, как оно того заслуживает.
12 Разыскания истины
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
I. О воображении женщин. — II. О воображении мужчин. — III. О воображении стариков.
В предшествующей части мы дали некоторое понятие о физических причинах расстройства воображения у людей, в этой — мы постараемся выяснить причины наиболее общих заблуждений, которые можно назвать нравственными.
Из сказанного в предыдущей главе можно было видеть, что нежность мозговых фибр является одною из главных причин, препятствующих нам отнестись с должным вниманием к исследованию истин не очевидных.
I. Такая нежность фибр встречается, обыкновенно, у женщин;
она-то и дает им присущее женщине понимание всего действующего на чувства. Женское дело — установить моду, судить о языке, о светскости обращения и изяществе манер. В этих вещах они более понимают, искуснее и тоньше мужчин. Все, зависящее от вкуса, в их ведении; но, с другой стороны, нежность фибр делает их неспособными к усвоению истин, найти которые стоит некоторого труда. Все отвлеченное для них непонятно, и воображение не может помочь им разобраться в вопросах запутанных и сложных. Они схватывают только внешнюю оболочку вещей, и воображение их не обладает ни достаточною силою, ни широтою, чтобы проникнуть в сущность вещей и сопоставить все части их, не рассеиваясь при этом. Безделица способна отвлечь их; малейший крик их пугает;