[RE]волюция. Акт 1
Шрифт:
– Не знаю, – он поджал губы, жмурясь от неприятных ощущений в области плеч. – Не могла бы ты отпустить меня? Пожалуйста.
Она отодвинулась, возвращаясь к прежнему занятию – лицезрению глянцевого потолка, в котором отражался весь коридор с его суетящимися пациентами и врачами.
– Вот именно, что просто увлекательные. При всём заложенном смысле, мои книги остаются уникальными на фантазию – не мною замечено – но не меняющими действительность за пределами написанных страниц. Они служат средством развлечения, а не поводом для переосмысления отдельных сторон жизни. То, что я хочу сказать,
– Ты пишешь выдуманные истории. Как они могут изменить жизнь, если в них нет правды?
– Книги на то и книги, чтобы помочь сбежать от этой правды. Для ребенка у тебя больно осознанная речь. Сколько тебе лет?
– Десять. Ты ведь тоже ребенок.
– Ох, действительно. И умру им, – Азаги горько улыбнулась своему отражению в потолке.
На этом разговор закончился – вернулся Палатем, завершивший, по всей видимости, телефонный разговор. Смотря на хозяина, мальчик поражался тому, как после хладнокровного убийства стольких людей, он выглядел так, будто ничего не произошло. И пускай те виновны. Когда мужчина приземлился на освободившееся место, закинув ногу на ногу, мальчик отшатнулся и пугливо вжал голову в плечи.
– Что теперь? – спросила девочка. – Не планируете воспользоваться отсутствием Бина и покончить со мной?
– О, Фортуна, я не изверг, чтобы убивать детей, – ладонь Палатема легла на макушку Китэ. – В чём дело?
– Всё в порядке, – тихо ответил тот, опустив голову.
– Далеко не всё, полагаю?
– То есть, Вы не собирались убивать меня? На крыше Ваши доводы были весьма убедительны, – влезла Азаги, поворачиваясь к хозяину.
– Не каждый день встречаешь дитя с редким даром. За совершенное тебя вряд ли простят, но при всей ненависти к выплескам твоей агрессии, я не могу взять на себя смелость казнить ребенка. Природа способности такова, тут можно лишь смириться. И скажем так, театр мог закончиться намного раньше, не окажись там молодого праведника.
– Кто-то же должен верить, чтобы разница между правильным и неправильным не теряла ясности. Но при чём здесь Бин? Чем его появление повлияло на Ваш спектакль?
Палатем задумчиво засмотрелся на дверь перевязочной.
– Изначально я хотел спровадить нашего друга, чтобы избавить тебя от суда. Думал, он такой же, как и превалирующий численностью сброд из коррумпированных псов, которые с радостью пользуются возможностями сделать грязное дело чужими руками. Тогда бы я молча увёл тебя от их болота, а они бы хвалились несуществующей победой до нового всплеска. Но позже мне повезло в Бине увидеть кое-что особенное, то, что делает нас похожими…
Китэ это запомнит. Обязательно запомнит.
– Если Вам его стало жалко, так давайте уйдем сейчас. Вы же хотели меня увести от суда? Я готова сотрудничать с Вами. Давно стоило заняться чем-то новым. Знать бы еще, с кем я работаю.
– Писательское чутье на удивление дало верный вектор направления, а вот имя предлагаю оставить до лучшей обстановки.
– Так и знала, – довольно заключила Азаги, соскакивая с места. – Надо было идти в детективы. В таком случае, нам срочно нужно исчезнуть. Пусть Бин думает, что со мной покончено. Вас-то он всё равно не знает.
– В последнем
Юная писательница топталась на месте, готовая на всех порах мчаться прочь, однако возбужденность быстро сменилась продолжительным кашлем, который, в итоге, заставил её усесться обратно и схватиться за горло, будто приступ перекрыл проход воздуху.
– Ты как? – спросил Палатем у девочки.
Та успокоила мужчину, сказав, что такое случается время от времени. Через минуты две кашель прекратился.
– Ну, чего сидим? – снова загорелась Азаги.
– Нам некуда спешить, – остудил хозяин её пыл. – К слову, тебя не ждут дома? Не похоже, что ты торопишься туда.
– Нет, – отмахнулась девочка. – Не меняйте тему. Вы-таки решили отдать меня ему? После всего, что произошло на крыше, мне вдруг захотелось пожить. Хотя бы ещё чуть-чуть.
– Без паники. Мы не подвергнем твою жизнь столь жестокому концу.
– Так в чём дело?
– Господин Нефира, – произнес Китэ, увидев полицейского в проеме напротив.
Азаги и Палатем замолкли, переведя своё внимание на молодого человека, облаченного во всё черное и чуть согнувшегося на левый бок из-за ранения. Вдогонку вышла медсестра и вручила ему небольшой лист. Женщина сочувственно улыбнулась, пожелала скорейшего выздоровления и побежала вдоль коридора, очевидно, на помощь другим. Скомкав бумагу и засунув её себе в карман штанов, Бин с хмурым вопросом на лице охватил взором троицу.
– Да, мы по-прежнему здесь, – считав его мимику, ответил Палатем. – Смотрю, твою рану не посчитали серьезной.
– Я отказался от госпитализации.
Если у него что-то и болело, то держался он хорошо, лишь редко шипя и жмурясь.
– Нарочно дожидались его возвращения? – Азаги помрачнела.
Бин с подозрением уставился на Палатема.
– Нарочно, – согласился хозяин, выпрямляясь. – Он ведь отныне с нами, я прав?
– В каком смысле? – в раз спросили парень и девочка.
Китэ сложил книгу, прижал к груди и спрыгнул с сидения, издавая ботинками чмокающий звук из-за дождевой воды внутри. Хозяина за руку он не взял, как бы сильна ни была привычка. От воспоминаний с отрубленными головами, от убийства человека, что ранил Бина, привкус железа на языке ощущался в десятки раз ярче.
– Босс, – прозвучал голос Эрсола со стороны.
Вампир объявился внезапно, сразу заняв место за спиной Палатема. Подошёл он настолько тихо, что пожилой старик, проходивший мимо, даже подпрыгнул от неожиданности. Азаги и Бин обменялись взглядами, не понимая, кем пополнилась их компания.
– В нужный час, как полагается. Разве за тобой не числится поручение?
– Насчет этого. У нас есть одна зацепка и, я уже работаю над деталями, – сообщил Эрсола, позже замечая остальных. – А кто это? Одни из тысяч спасенных? – полюбопытствовал он и тут же застопорил внимание на Бине, изменившись в лице: – Да ладно.
– Наши новые союзники, – заявляет мужчина. – Вы знакомы?
– Не произносите моего имени здесь. Пожалуйста, – попросила девочка.
– Как пожелаешь, – согласился Палатем и указал на парня у стены, – Тогда позволь представить страдальца и жертву собственной глупости Бина Нефира.