Реабилитация
Шрифт:
Дима Привет.
– Постой, - Алекс сжал мою руку и заглянув в его глаза, я действительно испугалась. Это были глаза бешеного зверя, чья лапа угодила в капкан. Зверя, который в любой момент мог перепутать, кто перед ним, друг или враг.
– Лекс, отпусти, - аккуратно пытаюсь высвободить предплечье, но его захват все усиливается. Гематома мне обеспечена но, похоже, не это главное.
– Я что много прошу? Выслушать меня?
На автомате все еще дергаю рукой, в бесполезной попытке показать этим жестом, что
– Ну, хорошо, только отпусти.
Пара секунд, и Корсаков отталкивает мою руку от себя, словно та пропитана отравой и это я ему врежу, а не наоборот.
– Сядь, пожалуйста.
Это не просьба, я едва слышу, как звуки проталкиваются сквозь его сжатые зубы, и это пугает меня еще больше. Прикрывая руками живот, как будто это сможет спасти, я возвращаюсь на кушетку, поджав под себя ноги. Защитная поза, я отгораживаюсь от него как могу, стараясь и вовсе раствориться в пространстве.
– Ты думаешь, я тебя ударю?
Внутренне смеюсь над этим его заявлением, я не только так думаю, я почти уверена в этом. В гневе Корсаков способен на многое.
– Рассматриваю такую вероятность.
– Можешь расслабиться, внутри тебя растет ребенок, я не настолько безумен.
А по глазам не скажешь….
– Хорошо. О чем ты хочешь поговорить?
– Я бы мог извиниться за то, что творил в последнее время, но это было бы ложью, я поступал, так как хотел. И ты знаешь, в первое время я ловил от этого кайф. Видя твою растерянность от предательства, боль в твоих глазах, я получал наслаждение. Я чувствовал свою власть над тобой, где то даже думал, что ты, зайдя в тупик, придешь ко мне обратно. В конце концов, кто мог тебе помочь, вечно упрекающие родители, малолетний ухажер, старик учитель?
Почему то больше всего меня задело его хамское отношение к Вознесенскому. Этот человек заменил ему отца, как и мне. А что в итоге?
– Ты сам себя закапываешь, Лекс. Только ты сам. Ты жив и здоров, ты сильный, ты красивый, ты богат. У тебя есть все кроме, черт побери, меня. И поверь, это не такая и ценность, но ты сходишь с ума лишь потому, что привык получать все. Я была в твоей копилке достижений долгие годы, и как так вдруг дала оттуда деру. Лекс, если бы ты прошел только по моей голове, я бы простила. Но мои родители? Вознесенский? Лекс, этот человек сделал для нас больше, чем собственные родители, как ты мог? Ничто и никто на свете не стоят такого! Я не стою!
– Я….
Он присел подле меня на корточки и схватился за голову, еще немного и этот парень действительно перейдет грань.
– Тише, - я провожу пальцами по черным волосам, такое привычное движение, но такое сейчас неправильное.
Думаю, если бы я даже потеряла зрение, я бы определила Егора по запаху шампуня, по тому, что его пряди короче и более шелковистые, а еще, если их стричь по другому, могут складываться в завитки.
– Все можно пережить, даже смерть.
Нам так всегда говорил учитель, понимай смысл, как знаешь, для кого-то это о клинической смерти, а я вот, например, верю, что если вы вместе душей, то и смерть тела и даже мозга, не преграда встретиться где-то там, куда все мы рано или поздно попадем.
В подтверждение
Пока не знаю.
Но обещаю себе, лет в восемьдесят, перед смертью, я постараюсь ответить для себя на этот вопрос. И кто знает, может Бог дарует мне хотя бы намек на эти знания.
– Лекс, эй?
Он выворачивается в моих руках, все еще стоя подле меня на коленях, и столько мольбы в его взгляде, что я доверчивая душа, вновь начинаю верить в хороших людей и добрые судьбы.
– Забудь обо всем этом, не разбирайся, не извиняйся. Просто забудь, хорошо? Ты никогда не исправишь то, что уже сделал. Но учитель, все еще жив, и я всегда рядом. Ты врач, Лекс. Просто помогай, и я уверяю, когда то и ты почувствуешь себя удовлетворенным. Любовь, она ведь частично зависит от женщины рядом, научись любить по-другому, Саш.
Выдыхаю.
Раньше бы я его простить не смогла, но теперь в моей душе столько любви, что хватит и на эту рану.
– Вот так просто? Ты вот так просто говоришь об этом? Волкова, кому как не мне знать, что ты не святая? Ты сильный котенок, ты должна сейчас думать, как отгородить себя от меня, а в ответ ты просто улыбаешься?
Удивлен, да?
– Алекс, можно я пойду?
С колен встает, но шаг назад, похоже, делать не собирается.
– Раньше мы общались часами.
– Лекс, раньше я не была беременна от другого мужчины.
Похоже, последние слова были лишними.
– Понял. Теперь понял.
В данный момент я понятия не имела, куда жизнь приведет нас обоих, но почему то казалось, что столько лет вместе не могут просто взять и раствориться в воспоминаниях. Этот человек часть моей жизни, часть являющаяся фундаментом и меня самой, вынь этот кирпичик и я рухну.
– Лекс, давай так. Я не намерена соперничать с тобой, - я сделала осмысленную паузу, чтобы он понял, что я о клинике, - и Вознесенский, я уверена, сидит и ждет, чтобы ты позвонил ему. Ты его сын, а значит, что бы ты ни сделал, он простит, будь уверен. Я не пропадаю из твоей жизни, по крайней мере, до тех пор, пока ты еще раз не попытаешься навредить Егору или еще кому-то из моих близких.
– Это типа, ты разрешаешь мне вновь быть в своей жизни, маленькая?
– Это типа, маленькая, возможно, растет у меня внутри. И ты никуда и не пропадал из моей жизни, просто больше постарайся не делать мне больно.
Я честно хотела протянуть к нему руку или и вовсе обнять, но каким же неправильным, мне сейчас это казалось.
Не он.
Не с ним.
Мое сердце уже совершенно с другим мужчиной. Раз и навсегда, что бы ни случилось, и кто бы его у меня не отнял.
– Подвезти?
Такси! Я о нем совсем забыла. Вот он флаг мира, Алекс прощупывает почву, а я прислушиваюсь к себе. Как бы я отреагировала на то, если бы Егор подвозил Марину? Негативно. Можно, конечно же, сделать вид, что меня с Лексом связывает большее, чем Щукина с этой девочкой из группы поддержки. Но так ли это? Я и сама не признаю полумер, так что не стоит начинать и сейчас.