Реабилитация
Шрифт:
Только так….
А не так, как вышло у меня.
Отметаю дурные мысли, сегодня я должна быть счастлива, потому что так хочет Егор.
Я улыбаюсь.
Этот день, я готова прожить ради него.
И следующий.
А если повезет, еще не один десяток лет.
Глава 51.
Странно, но никто не интересуется по-настоящему важными вещами. Кем работаешь? Сколько получаешь? Куда ездишь отдыхать? Какая машина, и когда ты менял ее последний раз? Вот и все, что интересует других. Ну, плюс еще «какое любимое блюдо?» и «есть ли семья?»… Даже если я подробно и добросовестно
Мацуо Монро.
Мне казалось, это мой бок и ребра пронзила вспышка боли. На секунды я действительно испугалась, что в этом мире есть что-то за пределами наших тел, что-то, что связывает любящих на столько, что боль друг друга воспринимается как своя собственная.
И даже сильнее!
Егор поднялся на лезвия, и не заметно для себя, я тоже подскочила с пластикового кресла на ноги.
Он сильный, все эти мальчики на льду сильные. После первых десятков ударов, я поняла, что обычный не тренированный и не рвущийся к победе человек бы давно валялся на полу и корчился от боли, а они продолжают игру, как ни в чем не бывало.
Азарт, великий ускоритель.
Рядом со мной кто-то прокричал – Медведи вперед, и задудел в свисток так, что я думала, оглохну на пары минут уж точно. Но, не смотря на гул в голове, я весело улыбнулась сидящему рядом парню и даже подмигнула, от чего тот, наконец, перестал издавать из прижатого к губам свистка эти адовы звуки.
– Любите хоккей?
Неуместный способ завязать знакомство, решила я для себя. И не только потому, что на вид пареньку было лет шестнадцать, но и потому что сейчас я чувствовала себя как за витриной магазина с табличкой на груди – ПРОДАНО.
Поразившись своим мыслям и усмехнувшись их точности, я все же ему ответила.
– Люблю хоккеиста.
Гул болельщиков поглотил окончание моей фразы и парень так и не понял, о чем я.
Медведи вели в счете, как не старался мне Егор объяснить правил игры, соображала я лишь в том, как после матча буду залечивать его синяки и царапины. Что поделать, но я медик до мозга костей, и им навсегда и останусь.
Каждому свое….
Сердце забилось чаще, матч подходил к концу, и я искренне радовалась тому, что вскоре руками смогу ощутить, что он цел и невредим.
Макеев посадил Егора на скамью, за несколько минут до конца матча. Облегченно выдохнуть удалось лишь на мгновение. Я сидела так близко к действию, как только могла и со своей позиции почти как на ладони увидела голубые глаза Егора. Он смотрел прямо на меня, что было так для него не характерно. Медведи все еще сражались на льду, а их капитан казалось, сосредоточил все свое внимание на моем лице.
– Сейчас?
Не могла сказать, что умею читать по губам но, по-моему, он произнес именно это слово.
В недоумении я наблюдала за некой борьбой в его взгляде, а потом что-то растворилось
Сидящая за ноутбуком Оля выглядела в таком же недоумении, как и я, но услышав что-то от Щукина, протянула предмет в его протянутую ладонь.
– Егор, на место! – Макееву пришлось отвлечься от последних секунд матча.
Две, одна, свисток.
Победа Медведей.
Но почему-то никто не скандирует, внимание многих болельщиков сосредоточено на вспотевшем и раскрасневшимся парне, в двух шагах от меня.
– Что? – судорожный выдох из моих легких, застревает где-то на полпути в сковавшейся в тиски груди.
Я забываю дышать.
О, Господи Всемогущий!
Не верю, что возможно стоя на острых лезвиях опуститься в проход на одно колено, но Егору Щукину и это, оказывается, по силам. Если бы не этот цепкий взгляд, я бы смутилась от того сколько глаз устремлено в нашу сторону.
Маленький синий футляр, легкий хлопок, слышный только мне. Я готова засмеяться при виде кольца, но почему то замечаю что плачу. Тонкий золотой ободок, а по центру выложенный красными камнями крест.
Красный крест!
Мой медицинский красный крест.
Отрываю взгляд от блеска камней и перевожу его на губы парня, он что-то говорит, но я с трудом разбираю слова. Слишком волнуюсь, слишком шокирована и наконец слишком смущена его действиями.
– Что? – самый глупый ответ. Толпа улюлюкает тем, более мешая мне слышать его.
– Волкова, я еще раз повторяю, что ты единственное в этой жизни для меня, что имеет значение. Выходи за меня.
Казалось это даже не вопрос, и не предложение, это констатация того факта, что нам давно пора это сделать и жить дальше, как в детских сказках. Таких не правдивых, но таких единственно правильных.
Долго и счастливо.
Его странные слова, произнесенные так серьезно, что это почти причиняет боль. Что же мы делаем друг с другом? Так невозможно любить, так возможно лишь выжигать. И клянусь, я лучше сгорю, чем потеряю его хоть однажды.
– Конечно.
– Щукин, услышал что хотел, иди на место, - Макеев улыбается, как и все вокруг.
Секунда, легкий проблеск на моем пальце, а Егора как след простыл. Не оборачиваюсь, выхожу с трибун, мне нужно побыть одной.
Кольцо легкое, красивое, и как-то сразу прижилось на моей руке. Край красного креста прикрывает белую полоску шрама. Все в моей жизни, все дороги, вся боль от предательств, все толкало меня в этот день, к этому мужчине.
Наверное, со стороны я кажусь глупой влюбленной дурочкой. И как хорошо, что эти люди не могут заглянуть за театральную завесу и увидеть, с каким скрежетом и лязгом сейчас вновь воздвигаются города у меня в душе. По кирпичику, ряд за рядом, в ветхие лачуги возвращается уют.
– Виктория?
Со стыдом понимаю, что за всем этим и попросту забыла о том, что должна была встретиться с Пуховым. Но по расплывающемуся в улыбке лицу пожилого мужчины, было видно, что он не злится.
– Моя внучка сильно огорчиться, что не видела всего этого своими глазами.