Реализаты
Шрифт:
И сама себе отвечала:
– Да вижу я. Только не пойму, почему ты умиляешься так, словно он вместо головы засунул их себе в задницу.
Реальность сжигала его и говорила, говорила, говорила, а Бенжи слушал, и внутри у него подымалась такая тонкая и нежная жалость к ней, - одинокой, не знающей, что это такое - быть одной из многих, быть нужной, быть любимой, что сквозь плавящую его дрожь он поднапрягся и в почти оргазмическом приступе отдался ей весь, до капли, - с кодами, воспоминаниями и планами на предстоящую вечность.
И умер, так
19. 2330 год. Ая.
На Альфе тоже бывали закаты.
Конечно, совсем не такие, как на Земле: ни тебе разлитого в небе оранжа, ни грандиозности. Но, тем не менее, Ае они нравились. Когда на неё накатывало желание одиночества, она уходила куда-нибудь далеко-далеко, к самой кромке, - туда, где холодный стектонит соприкасался с краем подошвы, - и сидела там, притихшая и задумчивая.
Это вовсе не было медитацией: мир никогда не переставал интересовать её, - слушая себя, она всегда слушала и несущий её поток.
Любовь - забавная штука, думала она в тот вечер. И лиц у неё ровно столько, сколько вообще бывает оттенков у интереса. Вот взять, например, ответственность. Значит ли любовь желание и возможность нести ответственность? А если да, то чем и за что отвечать? И является ли желание за что-то отвечать желанием отвечать на что-то? И если да, то на что?
Стройная система физических взаимосвязей, наблюдать за которой Ая и умела, и любила, переставала быть стройной, да и вообще переставала быть системой, как только внимание Аи проваливалось в бездонную дыру близких отношений.
Ей нравился Бенжи. Это было просто и естественно. Но когда она начинала спрашивать себя, почему, вот тут-то и начиналось и непростое, и неестественное.
Обычно люди нравятся друг другу либо потому, что красивы, либо потому, что похожи, либо просто потому, что обозначают друг для друга зону комфорта. Нельзя сказать, что в ситуации с Бенжи всё было совсем по-другому, но и не замечать имеющуюся в наличии разницу тоже было нельзя.
Интересно, думала Ая, глядя на то, как Земля купается в лучах заходящего за неё солнца, чем он занят сейчас? Какие мысли носятся у него между его легированных кремниевых пластин? Вон он, Париж, - светится крохотной звёздочкой чуть повыше припорошенного белыми перистыми облаками итальянского сапога. У него тоже вечер.
Ну, вот за что, думала Ая, за что и на что можно отвечать на таких расстояниях? Она часто думала о том, что было бы, живи они с Бенжи вместе где-нибудь в Канберре, Москве или Дананге. Всё то, что доставляет радость каждому нормальному человеку - поцелуй на ночь, стакан молока по утрам, прогулки в парке, море, горы, ролики - всё это наверняка казалось бы ему глупым, жалким и бесполезным.
Конечно, он мог бы находить во всём перечисленном своё, особое, удовольствие - например, в поисках и подсчёте оттенков рыжего
Хотя, как, впрочем, и ей.
Она прищурилась и попробовала разглядеть его, - крохотную пылинку в бескрайних барханах ворочаемой самумом вечности пыли. И не смогла,- слишком уж далеко был Бенжи, и слишком уж плотный шум ткал висящий в зените Альфы генератор Бибича.
Однако пока она вглядывалась, в этом рукотворном шелесте вдруг выросло что-то тёмное и смутное.
Сердце у Аи сперва тревожно забилось, а потом неожиданно рухнуло вниз: она вдруг остро и бесповоротно осознала, что прямо сейчас где-то там, далеко, с Бенжи творилось что-то неладное, - нехорошее и непонятное, а она, со всеми своими никому не нужными способностями, даже не могла разглядеть, что.
А всё этот чёртов генератор, подумала она.
Впервые он показался ей не просто лишним, а безумно, смертельно опасным: каким-то то ли седьмым, то ли семьдесят седьмым чувством она почувствовала, что грядущее ближайшее будущее сузилось до таких малых размеров, что действующий металлический паук Бибича и живой Бенжи в нём больше одновременно не помещались.
Ая настолько давно не бывала в растерянности, что на миг даже растерялась. Но всего лишь на миг, после которого вскочила, расправила выросшие за спиной тонкие прозрачные крылья и храброй маленькой феей взлетела в направлении гудящего высоко вверху чудовища.
А потом оказалось, что автомат, отключающий генератор, генератор не отключает.
Чёртов дегенератор, плакала она, обрывая руками идущие к нему от солнечных батарей неимоверно толстые необрывающиеся провода, ты же его убиваешь! А потом всё-таки оборвала...
Оборвала и айкнула от взорвавшейся в ней пронзительной, острой боли, - словно из самой глубины висящего над Альфой большого голубого ада вытянулось и ужалило её что-то большое и жуткое. Там, далеко-далеко, таял в агонии Бенжи - с запрокинутой головой, туго спелёнутый, утыканный невероятным количеством проводов.
– Бенжи!!
И реальность, больше ничем не защищённая, дрогнула и поплыла.
– Это не любовь!
– плакала она, падая в чёрные холодные ладони бездушной ночи.
– Не слушай их, Бенжи, не слушай! Это смерть!
Лежащую без сознания Аю нашёл её собственный дом: он, как большая зелёная мохнатая улитка, приполз на источаемый ею тонкий болезненный запах. Он не был единственным, кто заметил неладное: просто он успел первым.
Так вышло, что пока он полз, реализаты были заняты совсем другими делами: возвращали с того света умершего в Лимерике в руках у ирландских кракеров Бенжи, восстанавливали уничтоженную Аей Манстерскую АЭС и прикидывали способы справиться с расходящейся от Ирландии по всему миру волной всеобщего изумления.