Реальная жизнь
Шрифт:
Она взяла с полки книжку.
– Смотри, – сказала она. – Вышла месяц назад. Корешок не погнут. Даже не открывали. Они вообще сюда заходят или как? Почему бы весь этот бардак не разобрать?
– Как будто в других комнатах что-то по-другому, – отозвалась я.
Четы П. не было дома, и мы залезли в спальню их дочери. Она съехала много лет назад, но тут все было по-прежнему завалено ее барахлом. Лори стояла, разглядывая груды книг по обе стороны от заделанного камина, а я сидела на кровати. На прикроватной тумбочке валялась упаковка от презерватива.
– Она что, мальчишек сюда водила, как думаешь? – поинтересовалась я. – А может, это
– Будь добра, прекрати! – поморщилась Лори. – Не употребляй слова «миссис П.» и «любовники» в одном предложении!
– Прости.
Она поставила книгу обратно на полку и принялась копаться в горе одежды.
– Так вот, – продолжила она. – В последний день мы пошли прогуляться. Заблудились. Плутали-плутали и наконец выбрели к какому-то мосту. Рядом дорога, куча машин, но вид на Эйфелеву башню за рекой вполне годный. И на фоне этого вида фоткалась девушка в свадебном платье.
Она вытащила платье и, встав перед зеркалом, приложила к себе – отложной воротничок, фасон совсем девичий, вообще не ее стиль, – бросила его обратно на кучу вещей и взяла следующее. Комната была завалена одеждой: всюду громоздились разной высоты пирамиды шмотья, некоторые нам по пояс высотой, половина вещей – с несрезанными бирками. Среди тряпья попадались то длинные бусы, то серьги – ловцы снов. Туфли-мыльницы. Подтяжки. Невскрытые флакончики духов «Джо Малон». Когда хозяев не было дома, мы пополняли гардероб. Я теперь пахла «английской грушей и фрезией», иногда – «грейпфрутом». Лори отдавала предпочтение «черному гранату».
– Я подумала: ничего себе девичник! С размахом гуляют! – продолжала Лори. – Вокруг толпились девушки в белом, приподнимали юбки, чтобы не запачкать подолы. А потом до меня дошло – мать честная, да это же очередь! Совершенно чужие друг другу девицы, которые ждут своей очереди сфоткаться на одном и том же, блин, месте!
– У дороги?
– Ну, наверное, на фото дорогу не будет видно. Я еще заметила, что все они азиатки, и, когда обратила на это внимание Люка, он сказал: «Да это же обычное дело в Китае, ты что, не знала? Они женятся на родине, а потом приезжают в Европу, чтобы замутить свадебную фотосессию». И тут – из-за этих девиц, да еще потому, что мне подружки все мозги проели, – короче, я задумалась о свадьбах, и о капитализме, и о том, что теперь все на продажу, и, конечно, я сама дура, зря затеяла разговор, – но я поделилась своими мыслями с Люком. И мы разругались вдрызг. Он заявил, что его уже достало дожидаться, пока я разберусь в себе и в своей жизни.
– Погоди, как-как он сказал? Разберешься в себе и в своей жизни? Серьезно?
– Более чем! Он типа уже который год ждет, все надеется на какое-то общее будущее. И уже устал смотреть, как я своими нелепыми хотелками это самое будущее день ото дня изничтожаю. Ну, не так буквально – это я в общих чертах передаю. Зато он действительно, вот прямо своим собственным ртом сказал следующее: «Знаешь что, ты не можешь так говорить, ты не имеешь никакого права говорить о деньгах, словно это какая-то низшая материя, в то время как я оплачиваю наши отношения». Оплачиваю наши отношения! И я спросила: «Что ты хочешь сказать? Что наши отношения – это как сумочка? Как отпуск?»
– И что же он хотел сказать?
– А хрен его знает. Только ляпнул: я сумочек не покупаю!
– Просто лучший ответ.
– Именно. Ну и ладно! Может, мне и нужно было туда поехать, нужно было увидеть этих невест, чтобы понять, что дело труба.
– Не так уж много ты и забрала, – сказала я.
У Лори вещей было еще меньше, чем у меня.
– Ну, в основном там все было его, – отозвалась она. – Я старалась не обрастать вещами. Из принципа говорить, что вещи для меня не имеют значения, – глупо, все равно окружающим плевать. Но уж очень мне хотелось показать, что у меня слово не расходится с делом. Что моя жизнь не вертится вокруг вещей, понимаешь? Что я не ставлю себе целью приобретательство. Для меня это не главное.
– Тебе хорошо, до твоего внешнего вида никому дела нет, – сказала я. – То ли дело девчонки с моего курса! Они так себя ведут, как будто если у меня нет вечерних платьев для прослушиваний и я не хожу в обед на пилатес в их шикарный фитнес-клуб – между прочим, девяносто фунтов в месяц, я узнавала, – то что я вообще делаю в консерватории.
– Ну да, людям из театрального мира, по-моему, все равно, если я выгляжу как чушка. Но моим друзьям по университету дело есть, ты уж мне поверь. Все они меня жалеют, я это вижу, ведь у меня, в отличие от них, нет приличной работы. Словно это какая-то стыдная болезнь, о которой лучше не упоминать. Меня даже перестали спрашивать: а чем ты сейчас занимаешься? От моего ответа им самим неловко. На последнем курсе, когда все бегали в поисках работы, они меня спрашивали, что я собираюсь делать. Я получала от этого какое-то извращенное удовольствие – не искать нормальную работу, как все. Смотреть, как они начинают зарабатывать деньги – и немалые, а порой даже совершенно безумные, – упарываются дорогущими наркотиками каждые выходные, ездят в какие-то дичайшие путешествия, покупают жилье, – а я все на том же месте. Когда мы тусовались вместе, я приводила их в замешательство, признаваясь, как мало зарабатываю. Меня это тогда смешило. Да и сейчас смешит.
– Только потому, что ты веришь, что однажды твоя жизнь изменится, – отозвалась я. – Тебе бы не было смешно, если бы ты знала, что это навсегда. А пока что можно уповать – я, по крайней мере, так и делаю, – что произойдет что-то еще. Не знаю что, но произойдет – и ты заживешь совсем по-другому.
Лори вздохнула, подошла ко мне и уселась на краешек кровати.
– Да, наверное, у меня примерно такие же мысли…
– Вещи важны, – сказала я, думая о своих родителях.
О предметах, которые они так бережно хранили, словно прикрывали руками огонь. Одежда, которой был не один десяток лет. Кружки с приклеенными ручками. Стул, у которого отваливаются ножки. Главное, случайно не сесть на него, но выкидывать ни в коем случае нельзя, иначе гарнитур будет неполным.
– Можно говорить, что все это не имеет значения, – продолжала я. – Что тебе не нужны дорогие вещи, красивая одежда, комнаты с высокими потолками. Можно говорить, что вещи ничего не значат, и отчасти это даже правда – но только отчасти. Совсем без вещей не обойдешься. Иногда они очень важны. Благодаря ним чувствуешь, что живешь, а не валяешься в запаянной упаковке…
– Как рождественский подарок П. любимой доченьке, – вставила Лори, подтолкнув ногой запечатанный набор гелей для душа, выползший из очередной кучи.