Реальная жизнь
Шрифт:
– Привет, – мягко прошептала она, прекрасно зная, как находящийся от нее за сотни километров мужчина реагирует на ее голос.
– Привет! – восторженно откликнулся Хосе, радуясь тому, как быстро она взяла трубку. – Ты не перезвонила…
– Прости, забегалась, – придумывала Дани на ходу правдоподобную ложь, надеясь, что он не услышит в ее голосе ноток страха. – Я так устала, что приму ванну, которую сейчас наполняю, и сразу в постель. А у тебя как дела?
– Все отлично. Что насчет твоего рейса? – сменил тему с себя на нее Хосе. Он еще успеет ей рассказать о проходящих съемках, когда
– Ох, извини. Дай мне пять минут, я все уточню и скину тебе сообщение, – как можно более уверенно пробормотала Дани. Ей все равно нужно было это сделать, она просто забыла… С кем не бывает?.. Наверное, с тем, кто не сходит с ума по жующему свои обожаемые спагетти за стенкой мужчине и не испытывает к другому близкому мужчине что-то, кроме дружеских чувств. Она так запуталась…
Преувеличенно бодрое «Окей!» раздалось на другом конце провода, и Дани поспешила добавить, что-нибудь еще к своей явно мало убедительной речи.
– Мама очень обрадовалась тому, что Алексис останется у нее на несколько недель и, возможно, Мингус решит посетить своего отца на съемках. Так что весь твой дом будет в нашем распоряжении, как минимум, неделю.
– Я люблю твоих детей, но не буду скрывать, что это отличные новости. И даже упоминание Ридуса не испортит мне теперь настроения. Скучаю и жду тебя, малышка. Позаботься там, пожалуйста, о себе, – ненавязчиво напомнил он ей о ее положении и, пожелав спокойной ночи, отключился.
Дура… какая же она все-таки дура! Ее ждет и любит замечательный человек, а она?
– Дани, – осторожно постучался в дверь Мингус, привлекая к себе внимание и отвлекая ее от самобичевания.
– Одну минуту, малыш.
Стоило только Даниеле выйти из своего временного заточения, как Мингус оглушил ее своими новостями, а ведь ее не было всего каких-то десять минут. За которые успела позвонить Хелена и выразить обоим Ридусам свое «фи» из-за нежелания сына проводить с ней время, и обвинила она в этом Нормана. Оказывается, это он давил на сына и настраивал его против матери. Но Дани было трудно понять недовольство Кристенсен, которая, при всей этой браваде, все равно умудрилась, оставив Мингуса, упорхнуть на какое-то светское мероприятие. Интересно, кто был виноват в этом?
После жалобы на любимую, но иногда достающую его мать, Мингус перешел к хорошим новостям: Кейти написала ему сообщение. Но делиться его содержанием мальчишка не стал, объяснив это тем, что это слишком личное, чем вызвал у взрослых плохо скрываемые улыбки на лицах.
Заметив по Норману, что он уже немного утомился от сегодняшнего дня и от энергии сына, хлещущей через край даже в такое позднее время, Дани отправила Мингуса в его комнату. Куда он, пусть хоть и с неохотой, но все-таки удалился, кивая им на прощание и даже удостаивая Даниелу поцелуем в щеку. Шепотом, перед тем как скрыться за своей дверью, он попросил ее прислушаться ко всему, что скажет отец, и обдумать все несколько раз, прежде чем снова отталкивать его.
– Мне кажется, или ты еле держишься? – вернулась Дани к расслабленно раскинувшемуся на диване Норману, возвращая его в реальность и вырывая из полудремы. – Иди в спальню. Я постелю себе в гостевой комнате.
–
– Спокойной ночи! – бросила ему вдогонку Даниела, слишком быстро отворачиваясь и возвращаясь на кухню, чтобы закончить с так и не начатой уборкой.
– Спокойной, – отозвался позади нее Норман, к которому она уже не повернулась, сделав вид, что увлечена мытьем тарелок.
Зря она, кажется, рассчитывала, что в эти выходные сможет отдохнуть от домашних хлопот, которые вроде бы и приносили ей удовольствие, но иногда и она нуждалась в небольшом перерыве. Перемыв всю посуду и расставив ее по местам, Дани, выключив везде свет, захватила с дивана свою сумку и в темноте двинулась в сторону спальни. Дорогу до нее она знала наизусть, долгие годы у нее были на то, чтобы выучить этот путь. А теперь еще более долгие годы понадобятся на то, чтобы забыть. Жаль, что забыть абсолютно все, связанное с Ридусом-старшим, у нее все равно не получится. Алексис и Мингус в каждом взгляде, в каждой мелочи напоминали любящего их отца. От этого ей уже не скрыться.
Наскоро приняв душ, Дани перестелила постельное белье и отыскала в комоде одну из оставленных здесь сорочек. И то, что выбрала она одну из самых обожаемых Норманом, было чистой случайностью… Ведь все равно он ее на ней ни сегодня, ни в другой день больше не увидит.
Уже устроившись под одеялом, Дани отыскала на прикроватном столике телефон и, еле попадая от усталости по кнопкам, отправила Хосе сообщение с пожеланием прекрасных снов. В ответ через минуту она получила его селфи в постели, где он посылал ей воздушный поцелуй и игриво подмигивал. Зачем она ему?
Зачем она вообще кому-то из них нужна? В ней нет ничего особенного. Ничего, что отличало бы ее от множества бегающих за Ридусом девушек. Ничего, что вдруг смогло привлечь к ней Хосе, словно потерявшего от нее, такой никакой, голову. Она никогда не считала себя красавицей и не понимала, почему эти двое мужчин до сих пор не отказались от нее. Откуда у них столько терпения?
Всхлипнув и утерев катящиеся по щекам слезы, Дани зажмурилась, пытаясь перестать убиваться о том, что уже поздно возвращаться в жизнь Нормана, и о том, что оставаться в жизни Хосе слишком болезненно. Погладив свой еще плоский живот, она улыбнулась: нельзя горевать и печалиться всю беременность, ведь ребенок всегда чувствует настроение своей матери и ему не нужно переживать ту тоску, что обуревает ее. И она сделает все, чтобы этот малыш рос в счастливой семье! Но, черт…
Тяжелые шаги немного косолапящего Ридуса-старшего раздались в опасной близости от ее кровати. Он замер на секунду, что-то обдумывая, но, видимо, решил, что Даниела уже спит, и осторожно забрался к ней под одеяло. Прислонившись к ее напряженной спине и обвив своими огромными и сильными руками, Норман уткнулся носом ей в шею и умиротворенно засопел, вынуждая покрыться мурашками все ее тело.
– Не могу спать без тебя, – тихо-тихо пробормотал он и еще крепче прижал не сдержавшую отчаянного писка Дани к себе.