Реальность сердца
Шрифт:
— Не было у бабы заботы, завела баба порося, — вздохнула Ханна, потом осеклась, но величество не закатило истерику по поводу такого неслыханного поношения. — Вставайте и одевайтесь! У вас тут хоть оружие есть?
— Есть. Кинжал охотничий… два. Рапира.
— Кинжалы давайте сюда. Рапиру берите себе. Вы хоть фехтовать умеете, величество?
— Плохо, — признался белобрысый мальчишка и шмыгнул носом, потом высморкался в простыню и улыбнулся. Не такая уж плохая у короля-самозванца оказалась улыбка.
— Я учился, но…
— Печально, — сказала Ханна, забирая у Араона кинжалы. Оказывается, тайный склад оружия скрывался под периной — и как только не нашли?.. То-то король запрещал
— Нужно выбраться из дворца, — напомнила Фелида. — Лучше обойтись без дуэлей. Мы должны переодеться. Белый кафтан не годится! Рапира тоже не нужна.
— Да уж… — по такому обличью короля сразу узнают.
— Я принесу одежду. Помогите мне отодвинуть кресло, — велела девица Скоринг королю, и тот безропотно подчинился. Через десяток минут Фелида вернулась с ворохом тряпок. Два платья горничных, мундир лакея. «Отличная выдумка, — оценила Ханна. — Прислуга от греха подальше удирает из дворца. А пока там горожане сообразят, что короля нужно ловить, чтоб никуда не делся… Это они еще не скоро сообразят!»
— Я помню, как мой брат убежал из дворца, — сказал Араон двум девушкам, уже надевшим бело-желтые платья служанок. — Через выезд для гвардии. Украл плащ и уехал.
— Нам это не годится, — поморщилась светловолосая. — Вы на гвардейца не похожи, вы им до плеча не достанете, а уж мы-то…
— Украшения сними, — сказала вторая. — И вы тоже. Юноша покорно стащил с рук кольца и перстни, потом цепь с шеи, посмотрел на себя в узкое зеркало, висевшее возле камина. Лакейская одежда была ему велика, к тому же рыжая фрейлина не принесла обуви. Араон подумал и стащил с ног туфли с чулками, потом сорвал с постели простыню, швырнул туда вазу, безделушки с камина, золотой подсвечник, расшитую скатерть со стола.
— Это еще зачем, — удивилась фрейлина Ханна, вторая улыбнулась: — А хорошо придумано, сойдем за мародеров.
— Гвардейцы… — напомнила северянка.
— Бросим, если что, — пожала плечами Фелида. — Пошли! Королевскую спальню обязаны были охранять четверо гвардейцев, но в коридоре было пусто. Араон разозлился — да что ж такое, измена даже и в королевской гвардии, потом обрадовался. Если гвардейцы изменили, то хорошо, что их тут нет. Хорошо, хоть и странно. Необычное везение… к добру ли это? Быстрый бег по коридорам. Им встретились десятка два человек — перепуганная обслуга, гвардейцы с оружием в руках. Кого они искали? Проникших во дворец бунтовщиков или короля? Спрашивать их не стали. Не приглядываются к слугам, которых в переходах мельтешило много — и славно, большего от них ждать не стоит.
Ворота, разумеется, охраняли. Араон едва не застонал, увидев, что двор заполнен людьми на лошадях, и тут рыжеволосая скорийка больно ущипнула его за плечо.
— Ревите! Как в спальне ревели! Ревите, а то кинжалом уколю… Араон заревел, не понимая, зачем, но ревностно, размазывая по лицу сопли со слезами, икая и всхлипывая. Старался он от души, и через пару минут уже едва различал дорогу. Скорийка тащила его за руку, и у самой будки гвардейцев отвесила такой подзатыльник, что юноша едва не упал носом в мелкий гравий дорожки.
— Не реви, поганец! — сварливым голосом рявкнула Фелида и дала юноше второй подзатыльник. — Тринадцатый год, уже мужик! Кто-то из гвардейцев засмеялся, двое же решительно двинулись им навстречу.
— Выхода нет.
— Пощадите, добрые господа! — скорийка рухнула на колени и потащила за собой Араона. — Слышите, что делается! Не дайте пропасть! Мы людишки маленькие, убираемся, братишка вот садовнику помогает, нам-то за что… Вам ведь не до нас будет! Пощадите, не берите греха на душу!
— Пощадите, — подвыл Араон
— Убирайтесь, трусовье, — сплюнул гвардеец; на прощание он отвесил мальчишке пинка. — Мешок оставьте! Ворюги… Араон заревел еще громче, ссутулился и побежал впереди девушек. Он очень, очень надеялся, что похож на маленького садовника, перепуганного и думающего только, как спастись. Предали гвардейцы или нет, выяснять недосуг. Если уж предал герцог Скоринг, то на гвардию полагаться нельзя. Его ставленники, через одного. Все незнакомые, не то, что прежние, которых принц знал и в лицо, и по именам, да и они его тоже знали. Горожане торчали и снаружи у этих ворот, но немного, десятка три. Встретили их свистом и улюлюканьем, но трогать не стали, только посмеялись, что вот — разбегаются тараканы, разжиревшие на харчах самозванца. Остановились трое беглецов только после того, как свернули на площадь перед дворцом. Она была забита битком. Люди стояли тесно, плечом к плечу. Многие были вооружены. Те, у кого не нашлось пик, вил или топоров, держали в руках камни. Похоже, мостовую поблизости разворотили на корню: серые прямоугольные булыжники были Араону вполне знакомы. Фелида зачем-то тащила их через толпу, потом и вовсе велела остановиться.
— Да вы никак из дворца? — тут же вцепилась в ее рукав какая-то бабища в чумазом переднике. — Чтой-то там? Чего малец такой зареванный? Малец рукавом вытер нос и трагически простонал: — Стра-аажник побил!
— От сволочи! Да не реви, не убил же… — вздохнула баба, и своим передником вытерла Араону лицо. Юный лицедей содрогнулся, но из роли не вышел, хотя от тряпки воняло тухлой рыбой. — Вот что делается-то… Подданные короля Араона определенно заслуживали определения «добрые», вот только на его величество эта доброта не распространялась, только на босоногого беглеца из двора. Растрепанные фрейлины наперебой объясняли любопытствующей толпе, что ничего не знают, но боятся, а гвардейцы — злые, никого выпускать не велят.
— Чтоб королишка не утек, — объяснил какой-то долговязый всезнайка с бородавками на носу. — Знают, что делать!
— Вы домой идите, — велела торговка рыбой. — Мамки-то небось напугались, вы бегите, бегите…
— Пойдем, пойдем домой! — заканючил Араон. Нелегкое искусство лицедейства пьянило получше вина. Вчера еще он думал, что умрет, оказавшись в потной толпе, где тебя постоянно толкают, наступают на ноги тяжелыми башмаками, трогают грязными руками — нет, оказалось, не умер. Почувствовал себя так хорошо, как в детстве, пока еще живы была мать и дядя Агайрон, пока герцог Гоэллон не раздавал ему оплеухи и не звал змеенышем, а поднимал на плечо, чтобы малыш мог дотянуться до шпаги прадеда, висевшей слишком высоко… Вспомнив это, Араон опять разревелся — уже вполне искренне.
— Веди мальца домой, ишь, перепугался! Чего стоишь, растрепуха! — красномордая торговка отвесила Фелиде тычок.
— Не дерись! — огрызнулась скорийка, потом потащила Араона и Ханну прочь с площади.
Свернув в проулок, она остановилась, поправила волосы, скинула на землю белый передник, потом вдруг схватила юношу в охапку и расцеловала в обе щеки.
— Ты просто умница!
— Точно, — кивнула северянка. — Лучше, чем тогда в театре!
— Куда пойдем? — спросил Араон, смутившись. Ему было немного обидно, что его, пятнадцатилетнего, приняли за совсем ребенка, обозвали мальцом, да еще и вытерли из жалости сопли. Все-таки это чересчур, а теперь эта рыжая, сама первостатейная актерка, еще и целуется — вот тоже не хватало.