Ребёнок для бывшего
Шрифт:
Рядом с Сибиряковым мне было как-то… уютно. Давно я не испытывала этого чувства. Даже когда жила с мужем и мне казалось, что моё существование - совершенно безоблачно.
– Выбора нет, - озвучил мой приговор Матвей и, кивнув в сторону лифта, добавил: - Идём ко мне в кабинет.
Наш путь занял от силы минуты две, которые мы провели в абсолютном молчании. Я шла подле Сибирякова, бросала на него взгляды искоса и гадала о том, зачем он всё же выказал мне чуть больше внимания, чем обычным пациентам.
Нет, конечно
– Жена настояла, чтобы у меня была эта машина-зверь, - ошарашил меня Сибиряков, кивнув мне на диванчик, на котором я и устроилась.
Сам же подошёл ко внушительной кофемашине, возле которой и начал «колдовать».
– Ты женат?
– зачем-то уточнила я очевидное, после чего, стушевавшись, опустила голову и усмехнулась собственной глупости: - Прости, само вырвалось.
Матвей же обернулся и посмотрел на меня так, что я пожалела о невозможности тотчас провалиться под землю.
– Женат. И тебе не за что извиняться.
Он сделал кофе и, подойдя ко мне, протянул чашку. Странно, но именно в этот момент у меня мелькнула мысль - а можно ли беременным такие напитки? А ведь шла сюда со вполне конкретной целью.
– Рассказывай, как ты, - мягко попросил Сибиряков, отойдя к столу и опираясь на него бедром.
Отпил из крохотной чашечки, очевидно, американо и посмотрел на меня выжидательно.
Я поджала губы и, сосредоточив всё внимание на порции капучино, промолчала. А потом меня как прорвало. Я и сама не могла толком пояснить, почему вдруг из меня извергся весь этот поток слов. Просто сидела и говорила, говорила, говорила… О том, как узнала, что беременна. Как обрадовалась до небес. О том, как приехала раньше домой и столкнулась с тем, что до сих пор казалось несовместимым с моей жизнью. Я просто рассказывала, а Матвей… он просто слушал.
Действительно слушал и слышал. Делал то, что в моей жизни, могли, пожалуй, лишь он и Надя. А я с каждым произнесённым словом ощущала облегчение. Впрочем, оно было очень тесно связано с тем, что я не понимала, как мне действовать дальше.
Как дальше жить.
– К Калининой идёшь, чтобы обговорить с ней…
Матвей, дослушав, сразу перешёл к главному.
– Да, обговорить с ней, как сделать так, чтобы этого ребёнка не было.
Я сказала ужасные слова и с силой сцепила зубы, чтобы только не расплакаться. Не здесь и не сейчас. Всё будет потом, когда вернусь обратно к Наде и смогу прореветься по этому поводу.
– Понял…
Он обошёл свой стол, отставил чашку и, устроившись на стуле, сцепил перед собой руки в замок. Посмотрел на меня поверх своих ладоней. Глядел цепко. Так, что у меня возникло ощущение, будто я на экзамене, который мне не суждено сдать.
– Если я попрошу у тебя время… немного, пару-тройку дней… а
– наконец проговорил Матвей.
Я посмотрела на него с недоумением, которое явственно ощущала внутри. Не понимала, о чём толкует Сибиряков и чего просит. Для чего ему понадобилась отсрочка?
– Поясни, - просто велела я.
– Пока досконально не могу, - покачал головой Матвей.
– Но расскажу всё подробно позже. Скажем, послезавтра?
Он вновь поднялся со своего места и, подойдя ко мне, присел рядом.
– Ты ведь хочешь оставить этого ребёнка, - озвучил он то, что было на поверхности.
– Да. Но я не вижу повода…
Я не договорила, когда Матвей повернулся и, взяв меня за руку, заговорил:
– Просто дай мне время. Это всё, чего прошу.
Он тяжело вздохнул, когда я посмотрела на него с непониманием. Что он задумал? К чему клонил? Для чего ему требовалась пауза?
– Два дня. Вот всё, что мне нужно, - сказал он с нажимом прежде, чем я бы засыпала его вопросами.
Его ладонь сжала мою. Я напряглась, но руки не отняла. Хорошо знакомое прикосновение отозвалось чувством безопасности.
– Хорошо, - всё же ответила после небольшой заминки.
У меня сейчас имелось то, чего мне так не хватало. Ощущение, что не одна. Что могу рассчитывать на помощь. Это ведь так важно - ощущать, что рядом есть чьё-то плечо. Какими бы сильными мы сами себе ни казались, бывают моменты, когда нужда в поддержке столь сильна, что от этого, кажется, зависит сама жизнь.
– Вот и хорошо. Тогда я позвоню Калининой и скажу, что Лукинская… то есть, Теплова, к ней не придёт, - отпустив мою ладонь, сказал Матвей и, тоже с облегчением выдохнув, взялся за телефон.
А мне оставалось лишь гадать, чем он обрадует меня через пару дней. Ну, или не обрадует.
Перед тем, как вернуться домой, я отправилась в парк. Мне нужно было упорядочить мысли, расставить всё в голове по полочкам. Эта неожиданная встреча сделала то, что, пожалуй, мне было сейчас нужнее всего. Дала передышку. Такую нужную, на которую я сама бы не решилась. Ибо чем больше времени проходило, тем больше я рисковала. А такой дилеммы, которую передо мной поставила жизнь, я не пожелала бы и врагу.
Матвей Сибиряков же сегодня дал мне не просто отсрочку. Он подарил надежду на то, что мой малыш родится. Только за одно это я была безумно благодарна бывшему.
– Дядя Женя?
Я ошарашено уставилась на родственника, обнаружившегося… возле подъезда Нади. В голове вихрем промчались мысли о том, как он мог здесь оказаться? И почему не позвонил и не сообщил, что прилетает?
– Привет, дочка, - чуть смущённо проговорил дядя.
– А я тебе как раз звонить собирался.
Он взял со скамейки внушительную сумку, и я бросилась к нему, чтобы перехватить багаж.