Ребенок от подонка
Шрифт:
Мы сидели с Камилем, переплетя пальцы. Прислушивались к воркованию из гостиной. Я всегда даю им время наедине с Мариком. Иногда забираю Лёву, иногда оставляю – к сыну и Алина Ярославовна, и Максим относятся хорошо.
Но скоро нужно будет забрать Лёву из манежика, чтобы они только втроем побыли.
— Боже! – услышала я испуганный вскрик из гостиной, и вскочила с коленей Камиля.
Мы понеслись в гостиную. На полу сидела Алина Ярославовна, и придерживала Лёву, чуть согнув его в спине. Малыш не плакал, молчал. А Марик сидел
— Что? – ахнула я, подбегая к ним, и падая рядом на колени.
— Твой Лёва… он… – руки Алины Ярославовны дрожали, когда она передавала мне Лёву. — Он вдруг начал воздух хватать, задыхаться. Я такое видела уже… сейчас посмотри, нормально все, или нет? Я испугалась, что задохнется!
Алина Ярославовна и правда выглядит здорово напуганной, аж руки трясутся. И в глазах непролитые слезы. А Максим недоволен.
Я уже осматриваю Лёву, как и Камиль, опустившийся на пол рядом с нами.
Все же хорошо? Щечки розовенькие, дышит, даже не плачет. Но в сердце уже страх.
— В больницу, – решил Камиль. — Едем вместе. А вам, наверное, пора, – обратился он к Максиму. — Завтра приходите, хорошо?
— Мы можем посидеть с Мариком, пока вы в больнице, – вскочила Алина Ярославовна с пола. — Не потащите же вы ребенка в рассадник болезней! Езжайте спокойно, пусть Лёву осмотрят. А мы пока присмотрим за Марком.
Мы все находимся в машине Камиля.
Я, с Лёвой, Алина Ярославовна с Максимом и Мариком.
Вглядываюсь в лицо сынишки, и чертова тревога нарастает. Малыш безмятежен, розовощек, он не плачет и не капризничает. Лёва почти никогда не барагозит, не то, что Марик.
Это ведь должно меня успокаивать? Отнюдь. Мне страшнее еще сильнее.
Лёва слишком тихий, я только раз слышала его хныканье. Плачем дети выражают то, что им что-то не нравится, что им плохо. Но на Лёвин плач слишком долгое время не обращали никакого внимания, и он перестал.
Может, потому он сейчас молчит? А на самом деле ему плохо, он мучается…
— Сонь, не трясись, скоро доедем, – хмуро произнес Камиль.
— Все хорошо.
— Не все хорошо, но ты не трясись.
— И правда, Соня, – голос Алины Ярославовны прозвучал сердито, — сейчас покажете мальчика врачам, и все станет ясно. А нас могли бы и дома оставить, как я предлагала.
Это уже камень в огород Камиля.
Пока я одевала Лёву, он просто сказал, что ребенка с ними не оставит, и если они хотят помочь, то могут поехать с нами. Зря, наверное. Детям без надобности и правда лучше не бывать в больницах, в которых инфекции и прочая зараза.
— Все, – Алина Ярославовна остановилась на втором этаже, — мы здесь подождем, если вы не против. Народа нет, никакие кашляющие и чихающие не шляются поблизости, и Марка не заразят.
— Нет, – Камиль кивнул на лестницу на третий этаж, — пошли дальше.
— У Марка иммунитет пока слабый. Хотите его таскать по всей больнице,
Камиль набычился, но я потянула его за свитер. Нельзя терять время, мало ли, вдруг Лёва сейчас начнет задыхаться… Боже, как же страшно!
— Кам, идем. Пусть и правда здесь нас подождут.
Парень мрачно кивнул, и пошел за мной.
— Я договорился, нас примут без очереди.
Я, прикусив губу, быстро шла, почти бежала за Камилем. Он стукнул в дверь один раз, обозначая наше присутствие, а затем вошел. Навстречу нам поднялся худой мужчина лет сорока пяти-пятидесяти.
— Добрый день. Дмитрий Олегович, – представился он, — Ну, показывайте пациента. И рассказывайте, что случилось.
— Он задыхался, еще совсем недавно, – начала я, и сама стала жадно хватать воздух ртом от волнения, — Пока ехали к вам, все в порядке было, но…
Я рассказывала, пока Дмитрий Олегович осматривал сына, слушал его легкие, и меня в холодный пот бросало. Очень живо в воспоминаниях то, что с Мариком случилось.
Страшно это, когда дети болеют. Лучше самой заболеть, лучше пусть мне будет плохо, но не малышам. Они ведь хрупкие, крохотные, за что им-то?!
В первый раз я пережила, во второй смогу ли справиться?! Даже с помощью Камиля, который ни на шаг не отходит?!
— Все хорошо, – заключил врач. — С вашим малышом все замечательно. Здоровый, крепкий ребенок.
— Но он задыхался!
— Вероятно, чихнул. Покажите, как именно он задыхался, – Дмитрий Олегович взглянул на меня поверх очков.
— Мне сказали, что он хватал воздух ртом, дышать не могу.
Врач взглянул на Камиля, словно спрашивая, он ли это видел. Кам отрицательно покачал головой, чуть напрягшись.
— Родные люди очень переживают за детей. Особенно нервные мамочки, – миролюбиво произнес Дмитрий Олегович. — Все с вашим сыном хорошо.
— Но…
— Можем сделать рентген, и вы убедитесь в этом. А можете поверить моему опыту, я не первый год с детьми работаю. Если бы с вашим сыном было что-то серьезнее обычного чиха от пыли, я бы этого не проглядел.
Я растерянно взглянула на врача, и только хотела настоять на МРТ, рентгене, КТ и еще Бог знает чем, как Камиль резко поднялся со стула, и взял на свои руки Лёву.
— Спасибо, нам пора. Сонь, быстрее.
— Нет, не пора, – я тоже встала, но Камиль уже выходил из кабинета. А я обратилась к врачу: — Мне очень страшно. Недавно мы пережили болезнь второго сына, и я должна убедиться, что все хорошо. Мне не девочка-припевочка, которая детей только на картинках видела, сказала про то, что сын задыхался. Это была опытная женщина, которая троих сыновей родила. И с болезнью в семье она столкнулась. Вы примете нас минут через пять, я только схожу за Камилем и Лёвой, хорошо?