Речь без повода... или Колонки редактора
Шрифт:
Как быстро это случилось! Как быстро мы привыкли считать фантастическую Америку — домом…
Я давно уже замечаю в себе крикливые черты патриотизма. Злюсь, когда ругают Нью-Йорк. Начинаю спорить. Я говорю, что преступность здесь не так уж велика. Что газеты умышленно раздувают эту тему. Что шанс быть ограбленным — ничтожен.
Я лгу, что каждый день бываю в Гарлеме, и тем не менее — жив…
Допустим, кто-то утверждает, что в Нью-Йорке грязно.
— Грязь?! — кричу я. — Что значит — грязь! Это вовсе не грязь!
За этой нелепой формулировкой скрывается простое ощущение. Мне грустно, что Нью-Йорк захламлен и посторонние это видят…
Помню, Некрасов интересовался:
— Сколько вы платите за квартиру?
И я почему-то сказал — двести восемьдесят. Хотя мы платим значительно больше. Просто мне хотелось, чтобы Нью-Йорк выглядел как-то доступнее…
В разговоре с приезжими я тороплюсь изложить главное:
— Здесь ты не ощущаешь себя чужим. Здесь половина населения говорит с чудовищным акцентом…
Таковы явные симптомы патриотизма. Нью-Йорк ужасен, и все же это — мой город. И люди здесь живут в основном симпатичные. Хоть и с легкими чертами безумия. От последнего Наврозова до мэра Коча…
В Ленинграде я жутко гордился Эрмитажем. Хотя не был там лет двадцать пять. А здесь горжусь Музеем современного искусства. Даже издали его не видел, а горжусь!
Видимо, это и есть патриотизм — гордиться неизвестно чем…
И меня глубоко волнует сознание того, что русские живут по всей Америке. Что Ефимов не собирается покидать Мичиган. Что Лосеву нравится Ганновер. А Роме Левину — отсутствующий на карте Холиок…
Рано утром я выхожу за газетой. С кем-то здороваюсь. Покупаю горячие бублики к завтраку.
Начинается день. И я к нему готов. А потом неожиданно вспоминаю:
«В Пушкинских Горах закончился сезон. В Ленинграде дожди… Или заморозки?..»
ЛЕТИТЕ, ГОЛУБИ!
Нынешняя российская действительность буквально соткана из тысячи проблем. Куда ни взглянешь — одни проблемы. И чуть ли не самая болезненная из них — антисемитизм.
Но антисемитизм, как и всякое живое явление, многолик и разнообразен. То и дело меняет окраску. Переходит из одного состояния в другое.
Есть, например, антисемитизм государственный. Есть бытовой. Есть философский аспект юдофобии. Традиционное, историческое неприятие еврейства…
Государственный антисемитизм заметно усилился в связи с третьим эмигрантским потоком.
Известно, что выезжают не только евреи. Уехали десятки моих приятелей — русских. Мой друг, православный священник Лев Конин, уехал по израильским документам. (Да и я — весьма сомнительный еврей…)
Короче, русских выпускают. Однако есть два непременных
Первое. Необходим израильский вызов.
Второе. Ты должен выдумать еврейского дядю или бабушку.
Эта покойная мифическая бабушка — недоказуема. Равно как и неопровержима. Будь ты Иванов до седьмого колена, все равно — подавай еврейскую бабушку.
Спрашивается, кому нужен этот унизительный балаган? И зачем?
Все очень просто. Власти преследуют две хитроумных цели.
Первое. Создать видимость, что уезжают лишь изгои, отщепенцы. Как принято говорить в Союзе — лица еврейской национальности.
Второе. Спровоцировать волну народного гнева. Стимулировать затухающий бытовой антисемитизм.
А он — действительно затухает. Более того, происходит любопытное смещение понятий. Когда-то еврея не любили за то, что он еврей. Сейчас еврея предполагают в том, кого не любят.
Десятки людей утверждают, что Сталин был грузинским евреем.
Брежнева считают евреем чуть ли не половина уголовников в лагерях.
Даже невинного Хрущева подозревали в еврействе.
Слово «еврей» превратилось в ругательство. Утратив конкретное значение. Тысячу раз я слышал:
— Этот Колька Сидоров такой еврей, с аванса мне не поставил…
Помню разговор в электричке. Пожилой мужчина рассказывал соседу:
— К нам в управление прислали одного. Все говорили — еврей, еврей, а оказался пьющим человеком…
Более того, появился новый мотив. У пивного ларька как-то довелось наблюдать такую сцену. Молодой парень утверждал:
— У меня отец наполовину еврей!
Собутыльники в ответ кричали:
— Да какой ты еврей?! Да ты такой же фоняк, как и мы…
Интеллигентом, мол, себя воображает…
В хорошем рассказе Аксенова «Победа» беседуют двое шахматистов-любителей:
«— Почему все шахматисты — евреи?
— Так уж и все? Я, скажем, не еврей. Да и вы не еврей.
— Куда уж мне…»
Но вернемся к эмиграции. Помню наш отъезд. Взяли такси до аэропорта. Шофер по разговорам догадался, что мы уезжаем. Молчал, молчал, а потом говорит:
— От нас водитель уехал. У него собственное такси в Америке. На себя работает.
Я сказал:
— Вы тоже можете уехать.
Шофер усмехнулся:
— С моей-то рожей?..
Затем пожелал нам счастливой дороги. И чаевые взять отказался.
— Я же, — говорит, — не из-за этого. Я от души. Вспоминайте нас…
И я вспоминаю. И навсегда запомню эту добрую курносую славянскую рожу. И служебную карточку помню. Имя помню. Фамилию помню. А произнести не смею.
Потому что, хоть ты и не еврей, а раздавят тебя — в минуту!