Red is my favourite colour
Шрифт:
— Пробуйте ещё, не останавливайтесь, — чуть настороженно, но тем не менее уверенно сказал Корбатов. Я постаралась успокоиться и сосредоточиться.
Вокруг пламя. От него идёт сильный жар, который обжигает кожу и сушит нос и губы. Слышен треск дерева, и беспомощный манекен полыхает, источая чёрную дымку. Он ничего не может сделать против огня, ведь он — его слабая сторона.
Распахнула глаза, в которых всё ещё плясало воображаемое пламя, и выпалила эту фантазию наружу через пальцы, с удивлением замечая, как мгновенно вспыхивает деревянная кукла.
От
— Отлично, у вас получилось! — не меньше моего радовался профессор. — Теперь давайте попробуем, наоборот, сдержать магию, не дать ей выплеснуться наружу.
Я охотно закивала, смирившись со своим нелепым видом, но Корбатов быстро применил Репаро, и штаны стали как новые. Закрыла глаза, внимательно прислушиваясь к голосу профессора:
— Представьте, что вы несёте большой чан с водой. Он наполнен почти до краёв, и вам нельзя расплескать ни капли!
— Иначе что? — самозабвенно протянула я, давая волю воображению.
Корбатов с мгновение замялся, не находясь, что ответить, но затем выпалил:
— Иначе кому-то из ваших тварей в Выручай-комнате не хватит воды!
Я ахнула и в изумлении закрыла рот ладонью. Нет, такого я точно не допущу!
Иду по засушливой пустыне. Душно, жарко, солнце нещадно палит. Поблизости ни ручейка, ни травинки. Несу тяжеленный чан, а руки вот-вот отвалятся. Впереди меня ждут пушишки, лунтелёнок, жаба и даже гиппогриф. Чувствую, что надо немного поднапрячься, и мои твари напьются вдоволь. Ещё несколько шагов, и чан выскальзывает из моих рук, а горячий песок шипит от пролитой на него холодной воды.
— Чёрт! — я всплеснула руками, разочарованно цокнув.
— Ничего, с первого раза ни у кого не получается! — попытался утешить меня профессор.
Я сделала пару вдохов и снова прикрыла глаза. Только я представила, как беру в руки злосчастный чан, голова тотчас закружилась, и я осела прямо в руки подоспевшему вовремя Корбатову.
— Так-так, на сегодня, думаю, хватит, — обеспокоенно запричитал он, вытаскивая из кармана какую-то склянку.
— Нет, я ещё смогу! — я стала вырываться из его рук, пока он тщетно пытался напоить меня зельем. — Что это?
— Пейте-пейте, — он настойчиво поднёс горлышко к моим губам. — Рябиновый отвар, только посильнее. Шарп поделился.
Перед глазами плыли круги, в ушах жужжало, а ноги подкашивались и совсем отказывались держать меня. После зелья стало лучше, но я всё равно привалилась к стене и опустилась на пол. Слабость тяжёлым плотным одеялом пригвоздила меня к месту, и я не могла пошевелить даже мизинцем.
***
Сидя на Прорицаниях, я изо всех сил старался не смотреть на Дейл. Она же как издевалась: постоянно поднимала руку и отвечала, даже когда профессор Онай ничего не спрашивала. Я сжал руки в замок и нетерпеливо тряс ногой под столом, подгоняя конец этого мучительного и бесполезного занятия. В один миг мысли роем пчёл заполнили мою голову, и я сам не понял, как спустил разыгравшееся воображение с поводка.
Дыхание стало тяжёлым, прерывистым, в животе защекотало, потянуло вниз нитью возбуждения. Ноги начали неметь. Я схватился за край стола, изо всех сил стараясь
— Можно выйти? — сипло спросил я у Онай. Голос будто треснул по швам, а слова сковали горло.
Не дожидаясь её ответа, вылетел снитчем из класса, бегом направляясь в мужской туалет. Если это чёртово зеркало хоть что-нибудь скажет…
— О, милый мой, да вы в ударе!
— Заткнись! — рявкнул я и влетел в кабинку, чуть не сорвав дверь с петель.
Упёрся рукой о стену, ощущая на ладони её неприятную холодную липкость. Дрожащими пальцами другой руки наскоро пытался расправиться с ремнём, который, как назло, ни в какую не хотел поддаваться.
Всё вокруг начинало бесить: журчащая вода по трубам, причитания грёбанного зеркала, перемежающийся с жаром холод, сковавший всё тело.
Взвыв, резким движением спустил брюки. С пару секунд тупо смотрел вниз, борясь с самим собой: неужели такой слабовольный? Неужели не в состоянии сказать себе «нет»?
Опалённое паточным искушением сознание будто издевалось, махая перед глазами сладкими воспоминаниями, как красной тряпкой: Амелия в пещере, испуганно прижимается спиной к колонне, пока я несуразно, в агонии что-то ей шепчу. Она может стоять передо мной прямо здесь, в этой чёртовой туалетной кабинке. А я буду целовать и сжимать всё, что захочу — кто мне запретит? Кто помешает?
Она даже не пискнет, когда я оголю её грудь, когда…
Дрожь выбивалась через пальцы, пока я исступлённо водил рукой туда-сюда, держа до предела возбуждённый член. Тягучая волна растекалась по низу живота, разливалась приторным мёдом в ноги, которые я уже почти не чувствовал от онемения. Уши пульсировало жаром, а дыхание стало таким тяжёлым, что казалось, вот-вот из носа заклубится пар. Опустил голову и несколько раз глубоко вдохнул, чувствуя, как неистово горит лицо, что заставляет прикрывать в блаженстве глаза.
…Когда я оголю её грудь и буду сминать её, она даже не посмеет поднять на меня свои нахальные глаза. Заткнётся и будет молчать в тряпочку, когда я задеру её юбку…
Твою мать, какая юбка? Пока я расправлюсь с её брюками, пройдёт целая вечность! Я раздражённо мотнул головой, не останавливаясь ни на миг. Любая пауза, — и всё тело изнывает от нетерпения, умоляет продолжить. В животе в томлении извивается змеиный клубок.
За мыслью о юбке всплывает образ Саманты. Её ноги в такой бесстыже-короткой юбке на том тупом вечере. Я сглатываю ком в горле и шумно выдыхаю через рот полустон, полувопль:
— Уйди нахер, Сэм!
А как она положила свою руку мне на бедро. Как она кончиком пальца невзначай дотронулась до паха, заставив меня вжаться в диван от того, как прошибло током.
— Уйди, сказал же, — зарычал я, сильнее задвигав рукой. Подался бёдрами вперёд, брякнув пряжкой. В отчаянии хлопнул ладонью по стене, когда, не успев подумать об Амелии, кончил.
Чёрт, я кончил, думая о Дейл.
***
— Сегодня вас ждут тренировки в Министерстве, но уже не со мной, — Корбатов жадно затягивался трубкой, пока мы стояли у входа в телефонную будку.