Red is my favourite colour
Шрифт:
***
Шарп увлечённо рассказывал новую тему, постоянно препираясь с Уизли, а я никак не мог оторвать задумчивого взгляда от пустующего котла Амелии рядом с ним. И почему только она выбрала именно этот котёл? Неужели только из-за того, что рыжий ей наплёл, будто отлично разбирается в Зельеварении? Или же она влюбилась в этого идиота с первого взгляда?
Будто отвечая собственным мыслям, я закатил глаза и, цокнув языком, попытался сосредоточиться на раскрытом учебнике или хотя бы на бодром голосе Шарпа. Внезапно в груди будто оборвался тяжёлый камень, а сердце заколотилось с неимоверной силой. Липкая
Я хотел было сказать об этом Шарпу, но видя, как он снова затеял перепалку с Уизли, мысленно махнул на эту затею рукой и побежал к Матильде — вдруг ей что-то известно?
На полпути к её кабинету, всё никак не придумав, что и как у неё спросить, резко развернулся и побежал в класс Прорицаний. Плевать, если идёт занятие, и даже плевать, что вчера я в итоге получил выговор за то, что сорвался с урока без разрешения и проторчал в туалете до самого его конца. Профессор Онай же должна увидеть хоть что-нибудь, если случилось что-то плохое?.. Стараясь не расплескать эту призрачную надежду, я летел в её кабинет.
Многочисленные любопытные глаза малышни уставились на меня, когда я появился с обезумевшим видом в удушливом от благовоний классе. Не обращая на них внимания, подскочил к профессору и сбивчиво, путаясь в словах, попытался ей объяснить, что произошло. Она сначала смотрела со скепсисом и негодованием, видимо припоминая мою вчерашнюю выходку, но затем, когда услышала имя Амелии, испуганно отстранилась и приложила руку к груди. За прошедший год маленькая семья Онай сильно прикипела к ней, хоть и профессор постоянно жаловалась, что именно Амелия втягивает Натсай во всякие передряги, а вовсе не наоборот.
Когда карточный расклад, а также кофейная гуща и хрустальный шар не показали абсолютно ничего необычного, я стал ещё больше сомневаться в том, что эти недотёпы учителя хоть что-нибудь умеют.
— Попробуйте ещё, не может быть, чтобы ничего не случилось! Я чувствую, а мы с вами теряем время! — я в запале ходил из стороны в сторону по тесному кабинету, пока первокурсники испуганно выглядывали из-за своих учебников. Профессор Онай устало и сокрушённо сидела перед хрустальным шаром и с жалостью наблюдала за моими потугами. — Да хоть по звёздам посмотрите!
— Ну какие сейчас звёзды, мистер Сэллоу? Надо дождаться ночи. — Мы синхронно посмотрели в окно, где день только разгорался, даже не думая пока заканчиваться.
Я обречённо вздохнул и зарылся в растрёпанные и кое-где слипшиеся от пота волосы. Хоть иди и обращайся за помощью к Амиту…
— Мистер Сэллоу, — Онай встала и успокаивающе взяла меня за руку, — я бы с радостью посмотрела через вас, что же вызвало такие странные чувства, но ведь сами знаете, что…
— Знаю-знаю! — оборвал я её, направляясь к выходу. — Я такой же бесполезный, как и ваши эти гадания!
***
Всю ночь меня лихорадило. Профессор не отходил от меня ни на шаг, хотя я умоляла его уйти, чтобы он не видел всей этой мерзости. Мне было жутко стыдно и неловко,
Внутри образовалась пустота. Это не та душевная дыра, когда хочется свернуться калачиком и проспать всю жизнь, а вполне осязаемое, ощутимое опустошение в желудке, вызывающее спазмы. Всё тело ломило, и я не могла без посторонней помощи даже дойти до уборной. День, как тусклые краски на палитре художника, перемазался с вечером, а потом и с ночью, пока я в бреду ворочалась в промокшей постели.
Сны сбились в кучу: я летела над Хогвартсом, то снижаясь, то снова поднимаясь ввысь, потом рассказывала глупые и пошлые Леандеровские анекдоты Дееку в Выручай-комнате, от чего его большие уши сворачивались в трубочку. Затем бессчётное количество раз прогоняла в голове ту самую последнюю дуэль с Себастьяном, придумывая, какой ещё мог быть исход: приделывала ему поросячий хвост, уши, заставляла квакать или гавкать. Заливалась смехом, а потом и слезами. Бедный Корбатов, который так стойко выдержал эту ужасную ночь…
На утро стало лучше, и я смогла влить в себя почти литр сладкого-пресладкого чая, который мне любезно принесла мадам Андертон. На бедняжке не было лица, похоже, она боялась, что это какой-то вирус, и я заражу всех постояльцев.
После выпитого чая, когда я немного повеселела, профессор всё же решился оставить меня одну и пойти немного подремать, и я тоже забылась рваным непродолжительным сном. Днём раздался робкий стук в дверь, и Корбатов виновато протиснулся в проём, держа в одной руке небольшой поднос с едой, а в другой стопку писем.
— Душа моя, ваши коллеги все испереживались, похоже. Завалили Министерство своими каракулями! — Он задорно рассмеялся себе в усы и неуклюже поставил поднос на прикроватную тумбочку.
Я в недоумении поднялась на локтях, ожидая объяснений, но вместо слов на колени опустились тяжёлые письма. Всё ещё слабыми руками стала перебирать одно за другим: Поппи, Натти, Анна…
Подняла на профессора полные слёз глаза и искренне ему улыбнулась, вне себя от счастья. Он тактично оставил меня наедине с письмами, и только через несколько минут я осознала, что никак не могу заставить себя вскрыть хотя бы один конверт. Медленно, будто боясь чего-то, я перебирала письмо за письмом, жадно и одновременно с опаской вчитываясь в строчку «От кого».
С каждым последующим конвертом моя и без того зыбкая надежда истончалась, будто камень о водную гладь. В руке осталось последнее письмо. Я не решалась взглянуть на него, то ли надеясь на что-то, то ли, наоборот, чего-то страшась.
Вспомнился тот летний день, когда я получила приглашающее письмо от Анны {?}[Если не читали изменённый вариант первой главы, советую ознакомиться, чтобы лучше понимать, о чём тут вспоминает Амелия].
Как слепа была моя надежда увидеть там совсем другое имя, но с той же фамилией. И вот я снова в похожей ситуации. Чёрт, когда же я отпущу всякую бредовую мысль о том, что он может мне написать?! Так стыдно признаваться, что эта надежда — моя слабая сторона.