Редкий дар Джеммы
Шрифт:
— Я погрузился в вашу музыку, Джемма — она великолепна и очень необычна. Я бы очень хотел, чтобы вы ее сыграли.
— О, я бы с радостью! Значит, вам понравился мой подарок?
— Ещё как! Я безмерно польщён таким даром. Джемма, у вас редкий талант к музыке. И вы смогли выразить в своем произведении очень личные чувства.
Я опять начала краснеть, а сердце мое колотилось, как бешеное. Что ж такое, я постоянно смущалась в присутствии того, кого так любила. Но после небольшой паузы я подняла голову
— Я посвятила эту музыку вам, понимаете?
— Джемма, моя самая прекрасная ученица! Я не мог бы выразить лучше вас мои чувства к вам. Но поверьте, они серьезны и глубоки. Я даже подумать не мог, что моя любовь к вам взаимна.
Ах! Он впервые произнес это слово по отношению ко мне! Я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног и не верила своему счастью.
Если бы дело происходило в моей прошлой жизни, я точно бы кинулась ему на шею, но здесь были совсем другие порядки. Луиджи взял меня за руку:
— Я поговорю завтра с настоятельницей, выскажу ей свои намерения по отношению к вам. Вы понимаете, Джемма? Пойдете ли вы за меня замуж?
— Да… — Я не могла поднять глаза от смущения, а чувствовать его теплую большую руку было так приятно!
— Спасибо вам большое, мое сокровище! Уверен, что мы договоримся с сестрой Серафиной.
Разговор Луиджи с настоятельницей был не простым. Она потребовала, чтобы я по-прежнему исполняла свои обязанности по отбору детей и обучению их разумно обращаться со своим даром.
Кроме того, она поинтересовалась у органиста, куда он намерен привести супругу? У Луиджи был только один вариант — в свой фамильный замок. К счастью, он был не особо далеко и я могла бы приезжать два-три раза в неделю, чтобы выполнять свои обязанности перед приютом.
В конце концов Луиджи и сестра Серафина пришли к соглашению насчёт меня. После этого настоятельница призвала меня к себе и озвучила свои условия. Я была на все согласна, лишь бы быть вместе с Луиджи.
Глава 12
Подготовка к свадьбе шла полным ходом, в замке отделывали наши будущие комнаты, мое подвенечное платье было уже готово, а мы с Луиджи постоянно держались за руки и обнимались наедине. Это было волшебное время!
Но внезапно вечером накануне дня бесплатного крещения мне стало плохо. Я чувствовала себя совсем разбитой и без сил, меня трясло от озноба и сознание как будто временами покидало меня. Я лежала без сна и мучилась. Хотела послать кого-то к сестре Августине, но была слишком слабой даже чтобы попросить о помощи. В конце концов я заснула, вконец измученная.
Утром ещё до рассвета меня разбудила сестра Сусанна:
— Вставай, сегодня день бесплатного крещения, тебе нужно ехать.
— Сестра Сусанна, я не могу, мне плохо… — я еле выговорила эти слова.
—
— Не знаю… Нет сил…
Сестра Сусанна побежала к настоятельнице. Та пришла очень быстро.
— Что случилось, Джемма? Почему ты не встаёшь?
— Я не могу…— я продолжала говорить через силу.
— Да хватит тебе! Нас ждут! Мы едем в церковь сегодня, забыла?
— Я…не могу…хоть убейте… — я даже не открывала глаз, меня всю трясло.
Настоятельница задумалась. Она боялась потерять меня, прекрасно видя, что со мной творится что-то очень нехорошее. Но с другой стороны, пропускать день бесплатного крещения было просто немыслимо! В конце концов она приняла решение и приказала:
— Сестра Сусанна, позовите сестру Монику и сестру Августину. Тут потребуется их помощь.
Когда сестры подошли, настоятельница велела им взять меня на руки и отнести в повозку. Я не протестовала — мне было все равно, я чувствовала, что жизненные силы совсем покинули меня.
Не помню, как мы доехали до городской церкви. Как меня вынесли из повозки и кое-как пристроили на кресле позади священника. Заставили открыть глаза и смотреть на детей. Все это моя память милостиво скрыла от меня. Но я запомнила вереницы людей и бесконечное крещение то одного, то другого ребенка. Дара у никого из них не было, так что все мои мучения были напрасны. Когда прошло крещение последнего ребенка я сползла с кресла и потеряла сознание.
Очнулась я на своей койке, на родном соломенном тюфяке. Мне очень хотелось пить, но я не могла никого позвать — слова застревали в моем горле. Я только хрипела и плакала. Мне очень хотелось выжить.
Когда о моей болезни узнал Луиджи, он очень встревожился. Он вызвал лучшего лекаря в округе. И стоял под дверью в страхе за меня — внутрь его не пустили.
К сожалению, медицина того времени не была особо развита, но лекарь посоветовал мне много пить, чтобы болезнь выходила с жидкостью и это, наверное, меня спасло. Он дал мне какой-то очень горькой настойки, от которой меня стошнило, но неожиданно стало легче. На лбу теперь у меня был компресс и меня поили травяным настоем каждые десять минут.
Лекарь назвал мою болезнь сенной лихорадкой и сказал, что мне сейчас поможет только Бог и молитвы, поэтому все монахини по приказанию настоятельницы молились за меня, а дети молились просто так, безо всякого приказания.
На третий день мне стало лучше и я смогла сесть на своей постели и вспомнить урывками, что происходило последние дни. Мне очень хотелось увидеть Луиджи, но я прекрасно знала, что его сюда не пустят. И это несмотря на то, что нас с ним оставляли наедине во время занятий. Странно, что пустили лекаря — видимо, настоятельница настолько опасалась за мою жизнь, что решила пойти на нарушение устава.