Редкий дар Джеммы
Шрифт:
Каждый ребенок получал маленький подарок лично из моих рук и я пользовалась этим, чтобы проверить, есть у него дар или нет. Если дар присутствовал, родителям такого ребенка выплачивали двадцать золотых с наказом прибыть во дворец, когда ему исполнится десять лет. Такого ребенка заносили в особый список. Во время детского праздника в столице, например, я нашла таким образом целых двоих детей, одного из которых пришлось отправить в наш приют, так как семья его была очень бедна и детей там было мал мала меньше.
После того, как мы с Луиджи устроились на новом
Архиепископа пока так и не нашли, а король грозил всем церквям и монастырям жестокими карами за укрывательство изменника. Между тем на церковном соборе избрали другого архиепископа, Лоренцо Фиоре, который в политику не лез и заговоров не плел.
Вообще короля церковь полностью устраивала как инструмент идеологического воздействия на людей. В этом тоже была замешана политика. Как считал Карлос Второй, у людей должны быть моральные нормы, духовные ценности, возможность надежды на лучшую жизнь — церковь давала им все это. Кроме того, храмы и монастыри были сосредоточением искусств, в том числе, например, духовной музыки и изображений святых, а также церковной литературы.
В общем, Карлос Второй всецело одобрял церковь, ему важно было только то, чтобы она не сильно вмешивалась в его светские дела. Поэтому, несмотря на свои угрозы, он не вторгался на территории храмов и монастырей в поисках архиепископа. Ему достаточно было хотя бы того, что Бартоломео Кастеллано больше не возглавляет церковь.
Король вообще был не особо кровожадным. Достаточно сказать, что сестру Серафину он не предал смерти, а заточил в дальнем монастыре после ее полного раскаяния и выдачи всех, кто имел отношение к заговору.
Глава 17
Прошло несколько месяцев с нашей с Луиджи свадьбы, когда я почувствовала, что беременна. Я, конечно же, сразу поделилась этой новостью с мужем и мы стали гадать, кто родится — мальчик или девочка. Мне было все равно, а вот Луиджи всё-таки очень хотел наследника. Но разумеется, он будет рад и девочке, как он меня уверял.
Мы жили в столице недавно, но уже вполне обустроились и привыкли к новому дому, к работе, к тому, что вечером мы обязательно ужинаем вместе и обсуждаем, как прошел день, какие новости. Семейная жизнь вообще мне очень нравилась своими маленькими традициями и милыми привычками. Например, когда Луиджи мне желал спокойной ночи, он обязательно целовал меня, так что я засыпала с ощущением его губ.
В приюте у меня всегда было много дел, но это были приятные хлопоты. Так и Луиджи любил свою работу органиста и не променял бы ее ни на какую другую.
В эти дни случилось ещё одно долгожданное событие в семье Луиджи — его сестра, Марселла, вышла замуж за графа де Кастелли, который был очарован ее нежной красотой и спокойным характером. Луиджи
На Норму свадьба произвела впечатление и она стала мечтать тоже выйти замуж за какого-нибудь богатого и знатного господина. Пока она ещё была слишком молода, но я думала, что надо помочь со временем приискать ей мужа в столице. Она стремится к блеску, к развлечениям и будет счастлива, если в замужестве не будет сидеть дома целыми днями.
Вообще у Нормы была яркая внешность — темные каштановые волосы слегка вились, как и у брата, карие глаза миндалевидной формы были опушены длинными густыми ресницами, у нее были слегка пухлые губки и точёная шея, у нее был замечательный очень ровный светлый тон кожи и изящная фигура. А еще она была бойкой и умела отлично беззлобно шутить, а это редкость. Она может, например, украсить собой даже королевский двор, почему бы и нет. Я договорилась, чтобы на шестнадцатилетие Луиджи представил ко двору свою младшую сестру.
Время летело незаметно, а животик у меня рос быстро и мне уже стало тяжело ходить. Я чувствовала толчки внутри себя, и теперь все чаще отдыхала. Я выбрала Лию своей помощницей по приюту, хотя она была ещё совсем юной девушкой, но очень организованной и разумной. Она мне очень помогала в последние месяцы, так как в приюте все больше появлялось обычных детей, а тех, кто обладал особыми способностями, забирали жить в семьи даже весьма богатые и знатные люди. Вообще такой дар до сих пор считался признаком родовитости и особого божьего благословения.
Донашивала я уже с большим трудом, мне было непросто выполнять даже самые простые бытовые действия, живот был просто огромным, я постоянно его чувствовала и мечтала быстрей бы уж разродиться. С другой стороны, я очень боялась родов, того, что у меня слишком крупный младенец. Не доверяла я местным повитухам и лекарям, но делать было нечего — приходилось надеяться только на них.
Луиджи был со мной, когда только мог. Он обращался со мной, как с драгоценной вазой, чуть ли не пылинки с меня сдувал и очень поддерживал морально. Он немного подшучивал над тем, какая я стала неповоротливая, но мы оба понимали, что шутки эти были добрыми. Он заранее договорился с лучшим столичным лекарем, который лечил самого короля, и с очень опытной повитухой. Это хоть немного, но успокаивало меня.
В час, когда начались схватки, мужа не было рядом — он уехал по делам. Я запаниковала и послала слугу к лекарю Франческо Бернарди, а также к повитухе сеньоре Агате.
Схватки длились и длились, я вся уже извелась от боли. Наконец вернулся Луиджи, навестил меня, крепко поцеловал и сжал мою руку. Морально мне стало легче, но физически я испытывала ужасные муки. Лекарь Франческо дал мне какой-то настой, но он нисколько не облегчил боль, скорее я просто стала немного спокойнее. Дальнейшее я уже помню с трудом, схватки слились в одно невозможно болезненное страдание, я кричала и плакала и почти не слышала того, что мне говорили повитуха и лекарь.