Регина
Шрифт:
На следующее утро Регина проснулась с твёрдой уверенностью на предстоящей охоте выбрать время и намекнуть Филиппу на то, что пора бы перейти и к более решительным мерам. Она ещё не знала, что стук дверного молотка, раздавшийся в ту же минуту, и шаги дворецкого, направлявшегося к дверям, уже толкнули её на тот шаткий мостик над бездной, в которую ей суждено было сорваться. В спальню с платьем в руках вошла горничная графини, строптивая Николетта:
— Госпожа, — звонкий голос девушки заставил Регину вынырнуть из объятий одеяла, — госпожа, к вам пришел священник.
— Что ты мелешь? Какой священник?
— Госпожа, он говорит, что пришёл по протекции герцогини де Монпасье.
Брови Регины удивлённо взлетели вверх: Екатерина-Мария обеспокоена спасением её души!
— Вот как! Что стоишь? Помоги мне одеться, надо же хоть посмотреть, кого мне отправила дражайшая Катрин. Дай-ка мне из шкатулки серебряное ожерелье с бирюзой и корсет затяни потуже.
Через полчаса, заставив юного иезуита прождать как можно дольше, но не выходя при этом за рамки общепринятых правил, Регина спустилась по лестнице в гостиную. На фоне светлого дерева и золотисто-коричневых оттенков тканей гостиной чёрная сутана иезуита маячила мрачным нелепым пятном. Уловив шелест шелков и кружев, монах отвлекся от созерцания портретов предков де Бюсси и, почти бесшумно скользнув к лестнице, подал руку спускавшейся со ступенек графине. Но опасную и увлекательную игру суждено было начать не ему: ювелирно отточенным движением Регина наступила носком туфельки на кружева юбок и с возгласом неподдельного изумления упала в объятия иезуита. Жар его тела она почувствовала даже сквозь жёсткий корсет, щёки юноши заполыхали румянцем, а в серых глазах промелькнул испуг. "Ну, теперь-то ты у меня на поводке ходить будешь! — мысленно возликовала сия бессовестная кокетка, — Ай да герцогиня, уж не из своей ли коллекции ты выбрала мне этого красавчика!".
Стыдливо опустив ресницы, чтобы скрыть шаловливые искры, брызжущие из глаз, она поблагодарила юношу за расторопность, не спеша, однако, высвободиться из удерживавших её рук. Минутное замешательство прошло, и он в сдержанных выражениях извинился, разжав объятья. Регина выложила главный козырь, вскинув на него свои бездонные глаза — ловушку, из которой ещё никто не выбирался. И едва их взгляды встретились, у неё в душе шевельнулось тревожное подозрение, что на этот раз она приручила явно не того зверя: огонь, сверкнувший ей на встречу, был холоднее льда и безжалостней смерти. Это длилось всего одно короткое мгновение, но за это мгновение Регина увидела отблеск костра инквизиции и пламя самого дна ада. Лёгкий взмах ресниц — и вот уже огня как не бывало, безмятежные серые звёзды сияли с юношеского лица. Но Регина уже приняла вызов, как принимают брошенную перчатку, и согласилась на дуэль. Шпаги скрестились, пути назад не было.
А как невинно выглядело всё это со стороны! Юный духовник, чей образ был скопирован с витражей готических соборов, само воплощение Архангела Михаила, исповедовал грешную Лилит. Вот только изворотливость и проницательность иезуитов, вошедшие в поговорки, оказались, как это часто случается, бессильны против женского коварства.
Её Сиятельство предложила Этьену остаться на обед. Приглашение было сделано с такой обезоруживающей улыбкой, с таким трепетом ресниц, что отказать было невозможно. Первый шаг на раскачивающийся из стороны в сторону мост был сделан, дощечки неслышно посыпались вниз — пути назад не существовало. Высоко-высоко в небе, за слоем облаков, догорая, отчаянно пульсировала маленькая звездочка. И когда за обеденным столом две одинаково гибких тонких руки — прозрачно-белоснежная и оливковая — взялись за
— Её Светлость герцогиня Монпасье упомянула, что Ваше Сиятельство без должного уважения относится к католической церкви, — приступил к щекотливому разговору иезуит.
— О! Ну почему сразу к католической церкви? Уверяю вас, святой отец, что я не являюсь тайной протестанткой.
— Вы не ходите к мессе?
— Это вопрос? А то звучит как обвинение. Я хожу к мессе. Ну, может, не так часто, как принято. Но виной всему не моя ересь, а обычная рассеянность, — Регина мило улыбалась и виновато хлопала ресницами.
— Лишь бы молитвы, которые вы произносите, шли от чистого сердца. Одно искреннее обращение к Богу, я думаю, значит гораздо больше, чем посещения церкви ради того, чтобы передать записку над чашей со святой водой…
– ..или придти на исповедь с целью соблазнения священника, — продолжила графиня, — вы ведь это хотели сказать? Я вижу, святой отец, что вы тоже впадаете в ересь. Не для того ли, чтобы обвинить потом меня?
— Ваше Сиятельство по какой-то неведомой мне причине не питает доверия к духовным лицам.
— Есть такое. Ничего не могу с этим поделать.
— Но вы исповедуете католическую веру?
— Да. Можете быть спокойны.
— Мне стало известно, что у вас нет духовника.
— По приезде в Париж я действительно осталась без духовного наставника, — печальный вздох, — но не могла же я лишить обитель урсулинок их священника. А в Париже меня закружила новая, совершенно незнакомая мне жизнь, новые друзья, новые впечатления и…
— …и для исповеди и мессы не осталось времени.
— Возможно, просто я не нашла ещё человека, через которого я хотела бы обратиться к Богу и которому могла бы открыть свою душу. Или вы не согласны с тем, что в подобных вопросах нужно прислушаться в первую очередь к своему сердцу? Что, как не моя избирательность и серьёзность в выборе своего духовного наставника, подтверждает искренность и чистоту моей веры? Ибо я верую не потому, что так делают все, а потому, что это нужно моей душе?
— Ваше Сиятельство сейчас говорит об очень серьёзных вещах. О том, о чём большинство людей старается даже не думать. Что может помешать мне признать вас еретичкой и довести своё мнение до высшего духовенства?
— Моё доверие к вам. И то, что вы не считаете меня законченной еретичкой, заслуживающей костёр.
— То есть мне Ваше Сиятельство доверяет?
— Мы ведь сейчас говорим о моей вере и я открываю перед вами свою душу. Разве не налагает это на вас определённых обязанностей?
— Ваше Сиятельство имеет в виду обязанности духовника?
— А разве не для этого вы пришли? Видите ли, святой отец, до вас герцогиня де Монпасье никогда не присылала ко мне священников с утра пораньше. Да и в полдень тоже. Вообще не присылала. Видимо, вы сумели произвести на неё впечатление и она решила доверить вашему попечению мою бессмертную душу.
— Я не знаю, как относиться к вашим словам, Ваше Сиятельство. Ваш голос полон кокетства, ваша улыбка лукава, но ваши глаза чище ангельских крыльев. И я не могу понять, смеётесь ли вы сейчас надо мной и моей верой, или прячете за легкомысленным кокетством страх и боль.