Регина

Домогалова Елена

— Ну уж в этом-то я никогда не сомневался. Может, всё-таки позволите мне присесть и отдохнуть с дороги, предложите бокал вина хотя бы? Я чертовски устал, если вы не заметили.

— Ничего, это не смертельно. Перенёсете как-нибудь. Я позвала вас не для того, чтобы ублажать вашу уставшую и разбитую плоть.

— Что ж, я не в обиде. От лотарингцев большего ожидать и не приходится. Тогда зачем же вам понадобилась так срочно моя недостойная во всех отношениях плоть?

— Прекратите паясничать, Бюсси, вам это не к лицу. Лучше ответьте мне на один вопрос. Где Регина?

— Вы только что поставили меня перед фактом, что вам известно больше,

чем мне. Так откуда в таком случае подобный вопрос?

— А я хочу услышать версию, которую вы будете говорить той половине Парижа, которая сломала голову, думая, куда исчезла так стремительно и необъяснимо графиня де Ренель.

Бюсси глубоко вздохнул и приготовился уж было вдохновенно рассказывать, что графиня де Ренель пожелала осмотреть угодья и поместья, которые она должна была принести в качестве приданого графу де Лоржу после их свадьбы, но Екатерина-Мария нетерпеливым жестом остановила его:

— Лучше не надо. Вряд ли ваше враньё выдержит хоть какую-то критику.

— Ваша светлость, мне уже порядком надоела ваша манера подвергать сомнению мои умственные способности! Или я, по вашему, круглый идиот?

— После того, что вы натворили, кем я должна вас считать, скажите на милость? В конце концов, зачем нужно было пороть горячку, срываться куда-то, неужели нельзя было устроить всё по-умному, жить как жили. А теперь по Лувру ходят слухи один нелепее другого и даже вы не в силах будете заткнуть своей шпагой все глотки разом!

Резкие, хлёсткие слова герцогини сыпались, как пощёчины, на Луи. Хуже всего было то, что он признавал её правоту. Они с Региной так безрассудно и слепо шагнули в водоворот своей страсти, что у них не хватило ни благоразумия, ни элементарного хладнокровия остановиться и подумать. Всё случилось так спонтанно, так стремительно… И этот их отъезд, по большому счёту, был глупостью. Но в тот момент им обоим так хотелось уехать прочь из Парижа, а самому Луи не терпелось ревниво спрятать от чужих глаз свою любовь, своё сокровище, что они сорвались, совершенно не думая о последствиях. Впрочем, когда, в какие времена любовь была спутницей благоразумия?

— А вы что предлагаете? — спросил он герцогиню.

Екатерина-Мария торжествующе вскинула голову:

— Вы проводили Регину в Бордо. Она, де, не захотела оставлять своего жениха во время траура по его нежно любимой и безвременно покинувшей юдоль земную кузине. К тому же Филипп оказался ревнив, да и вы беспокоитесь за честь графини и решили, что вдали от соблазнов Парижа ничто не запятнает её имени и репутации. А то три герцога — Анжуйский, Майенн и Жуайез — в поклонниках, да и прочих дворян без счёта… Так и свадьба может не состояться. Или графиня не устоит против очередного соблазна. С глаз долой, как говорится.

Луи побледнел, как полотно, при одном имени Филиппа, бросил на герцогиню раненый взгляд.

— Да, граф, вы не ослышались. И благодарите меня и Майенна за то, что многие именно так и думают, включая герцога Анжуйского.

— А если Филипп приедет?

— Филипп не приедет. Вчера из Бордо вернулся Шарль.

— Что?! Вы хотите сказать, что Филипп…

— Всё знает. И готов присягнуть на Библии и поклясться своей честью, что графиня де Ренель в Бордо. Сколько бы времени ни длилась ваша с ней идиллия, он будет прикрывать ваш грех и спасать честь и жизнь вашей сестры, граф. Если уж больше этим никто не озаботился.

Луи в кровь закусил губу. Никогда в жизни он не испытывал такого стыда и такого

унижения. Филипп оказался благороднее и сильнее него, он сейчас не просто подставлял под удар вторую щеку — он готов был пожертвовать не то что жизнью, но и своим добрым именем ради изменившей ему женщины и предавшего его друга. Впервые Бюсси не знал, что сказать на это. Растерянный и подавленный, сгорбился он в кресле, закрыв рукой глаза.

— Поздновато изображать из себя кающуюся грешницу, ваше сиятельство. Нужно спасать то, что ещё можно спасти. Мы сделали всё, что было в наших силах, теперь очередь за вами. Идите и играйте свою роль до конца. Уж не знаю, сколько дней вы проживёте в Париже без Регины и под каким предлогом опять сбежите к ней, но уж постарайтесь образумить её. Хотя… что я говорю! Вас самого кто бы образумил, а уж Регина, как известно, опять поступит так, как посчитает нужным сама. Ступайте, ваше сиятельство, мне больше нечего вам сказать.

Гордый и надменный Бюсси покидал улицу Де Шом с видом побитой собаки. Герцогиня де Монпасье отчитала его, как мальчишку, разве что по щекам не отхлестала, и была тысячу раз права. Но добило его известие, что Филипп самоотверженно встал на защиту Регины, тогда как он, Бюсси, ничего не сделал для того, чтобы удержать себя и её от падения. И случись ему ещё раз в этой жизни встретиться с де Лоржем лицом к лицу, наверное, он не смог бы и глаз поднять на друга. Ведь он знал, прекрасно знал, как сильно любил Филипп его сестру, как ловил каждый её вздох, каждый взгляд. Знал — и всё равно не смог ему уступить. И говорить о том, что выбор делала сама Регина, было не по-мужски. Получалось, что он перекладывал вину за свои поступки на женские плечи.

Но в глубине души Луи знал, что никогда, ни под страхом смерти, ни за все блага мира, не откажется от её любви, никогда добровольно не выпустит её из своих объятий.

Его появление в Лувре действительно вызвало сумятицу. Сплетни утихли, словно по мановению волшебной палочки. Шарль Майенн ходил с довольным лицом, всем своим видом показывая, мол, ну а я что вам говорил? Франсуа Анжуйский весьма правдоподобно сделал вид, что знал, где находился всё это время его вассал. На счастье Бюсси, королева-мать вернулась в Гасконь к зятю и дочери, поскольку не хотела оставлять ненадёжного Генриха Наваррского без присмотра. Предсказание Рене о том, что в скором времени Анрио станет королём Франции, не выходило у неё из головы, да и Марго тоже не всегда оправдывала материнских надежд, поскольку от неё можно было ожидать чего угодно. Лишь канцлер заподозрил неладное:

— Что-то больно бледным вернулся наш Красавчик из Бордо, — процедил он сквозь зубы королю.

— Ну, всё же у человека совсем недавно умерла невеста, — пожал плечами Генрих III, — вот если бы у него скончалась жена, с которой он прожил лет пятнадцать и всё имущество которой перешло к нему, тогда его бледность была бы подозрительной.

Канцлер промолчал, но потом написал подробное письмо к королеве-матери, а в ожидании ответа от неё решил отправить надёжных людей в Бордо, чтобы проверили, действительно ли графиня де Ренель находится у своего жениха, и организовал слежку за Бюсси, дабы уличить его в кровосмесительной связи с сестрой. Он предвкушал день и час, когда у него в руках будут доказательства вины Клермонов и он сможет диктовать этому упрямому и независимому семейству свои условия. Такого подарка от него королева-мать не забудет, уж эту заслугу его она оценит по достоинству.