Река Джима
Шрифт:
— Итак, какое у нас оправдание? Забудь. Это больше не просто вынюхивание у Лафронтеры. Не просто случайное везение в диких переселенческих мирах и проживание в дорогих отелях за счет Своры. Это больше не хренова шутка!
— Она понимает.
— Ты думаешь? Здесь рыщет агент Названных. Это не банда ’лунской деревенщины. Это… да судьба его подери! Она ведь ее дочь!
— Тогда, возможно, ты понимаешь, почему она не сдается.
Грейстрок собирался что-то сказать, но передумал и скрестил руки.
— Когда
Его глаза загорелись при виде голограммы на зеркале туалетного столика.
— Что ж… — Гончий помолчал. — Ты останешься с ней?
— Я пообещал Зорбе.
— Нет, это он пообещал тебе. Я знаю его методы. Но я не хочу, чтобы ты помогал лишь потому, что под угрозой твоя шкура. Такой человек, скорее всего, испарится, как только сочтет, что для него это безопаснее. И что тогда ждет ее?
— Есть и другие, — сказал Донован, — которые не могут бросить ее оттого, что не помогли первыми.
На невзрачном лице Гончего вспыхнул гнев.
— Она пришла к тебе, — произнес он.
И Донован задался вопросом, что же стало причиной гнева — его насмешка или ее выбор.
— Не волнуйся, Гончий, — сказал Донован. — Все зависит от того, как решат боги.
— Боги, — бросил Грейстрок, — просто деспотичны. Но за богами стоит судьба, а вот она смертоносна.
— Как она могла прийти к тебе или к Призраку за помощью? Она нуждалась в ком-то… необремененном.
Грейстрок фыркнул, подумал, достал из кармана накопитель и бросил его Доновану. Человек со шрамами поймал устройство, посмотрел на него, затем на Грейстрока.
— Здесь один из моих личных кодов, — объяснил Гончий. — Если я тебе понадоблюсь, зашифруй сообщение с помощью этого устройства и отправь в Свору. Они передадут его мне по Кругу, где бы я ни был. Мы с Ринти прибудем так быстро, как только сможем.
Донован ничего не сказал, но лишь посмотрел на Гончего. Грейстрок отвел взгляд.
— Мы скоро отправляемся на Юберг. На задание.
— Это была не уловка?
— Нет. Наши пути действительно пересеклись.
Донован изучил карманный накопитель, повертев его между пальцами. Потом резко сжал в кулаке.
— Зачем?
— А ты как думаешь? — Грейстрок кивнул на голограмму. — Двадцать лет назад мы четверо были партнерами. Ты мне не нравишься, а я не нравлюсь тебе. Прошу, избавь меня от своих льстивых терранских оправданий. Но тебя и Ринти связывали обязательства, а теперь они появились и у меня с ним. И все мы связаны с ней, конечно же. Но между тобой и мной звено отсутствует. Просто ответь мне. Скажи, что не бросишь ее.
Теперь наступил черед Донована гневаться.
— Думаешь, я так поступлю?
Молчание Грейстрока было красноречивее всяких слов.
Наконец Донован махнул рукой, и Фудир ответил:
— Нет, сахб. Я не поступать так.
— Потому что если поступишь…
— Да,
Грейстрок опустил руки и рывком поднялся.
— Я думал, что, возможно, я… Но нет, мне хватило одного взгляда на нее. По крайней мере, в одном мы согласились. Мы оба хотели бы, чтобы с ней отправился кто-то другой.
Донован принялся тянуть время.
— Разве может нам встретиться что-то опаснее Арфалуна? Бангтоп, Сигги О’Хара, другие миры… Я умею бронировать места на маршрутных лайнерах и номера в отелях. А когда мы достигнем Хита и след угаснет, возможно, она сдастся.
Грейстрок хотел что-то сказать, но только пожал плечами и отвернулся.
Когда дверь закрылась, Донован еще долго сидел в кресле, уставясь в пустоту, и вертел в руке карманный накопитель Грейстрока. Он взглянул на голограмму, заметил, что она немного сдвинута, и задался вопросом, кто ее трогал — Грейстрок или Хью.
— Я становлюсь тростником в отжимном прессе, — сказал он самому себе, процитировав пословицу своего народа, — и соломинкой на морских волнах.
Утром Грейстрок и Маленький Хью ушли, их комнаты выглядели так, словно в них никто и не ночевал. Отчего-то М'eарана расстроилась. В их компании она не чувствовала себя такой одинокой. Билли едва ли стоило принимать во внимание, а от Донована оказалось меньше пользы, чем она ожидала. От человека мало проку, когда у него два мнения о проблеме, а у Донована их семь — или десять, если она правильно поняла Силача. Гончий и Щен на время подарили ей иллюзию, будто у нее есть союзники, и еще большую иллюзию, что они снимут ношу с ее плеч.
Разве из-за этого ее можно считать плохой дочерью? Или это означало лишь, что она боялась потерпеть неудачу? Иногда она вспоминала, что ей всего двадцать метрических лет. «Отчаяние — единственный непростительный грех, — твердила мать, — ибо только оно одно не ищет прощения». И все же М'eарана ощущала, что оно вот-вот накроет ее.
Впервые мать поведала ей эту максиму, когда маленькая Люсия бросила детскую арфу, обозлившись на неподатливые струны. Она плакала, но мать поддержала ее, и она выдержала и в итоге обрела определенную славу на Старых Планетах. Она выдержит и сейчас.
Она даже не помнила, что встречалась с Грейстроком раньше. Но она помнила Хью и как расцветала мать, когда он приезжал. Она сделала из этого определенные выводы, которые теперь выглядели совершенно фантастическими. Хью всегда был доброжелательным и немного грустным. Спустя некоторое время его визиты прекратились.
А теперь он бросил ее снова. «Зов долга», — сказал Донован, но долг — холодная и неверная любовница.
— Это так? — спросил Фудир. — Не по той ли причине пытаетесь обрести вы матерь свою?