Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
Дейер. Разве вы не видели его после отъезда с дачи?
Саша. Нет, не видел.
Дейер. А с Ананьиной вы при отъезде, естественно, говорили о чем-нибудь?
Саша. Да, говорили.
Дейер. Следовательно, через Ананьину мог знать Новорусский, что вы больше не вернетесь?
Саша. В последнем разговоре с Ананьиной я не сказал ничего определенного по поводу своего возвращения.
Дейер устало откинулся на спинку кресла. Черт возьми! Изворотливость этого Ульянова сделала бы честь любому адвокату.
Он
– Господин сенатор, - голос первоприсутствующего был необычайно приветлив, - у вас, кажется, был какой-то вопрос к подсудимому?
Окулов удивленно взглянул на председателя суда. В чем дело? Что там еще задумала эта старая лиса Дейер? Отчего бы ему быть столь любезным?
«А может быть, он и не заметил моей промашки?
– засомневался первоприсутствующий.
– Может быть, я напрасно беспокоюсь?»
Окулов. Да, у меня есть вопрос... Скажите, Ульянов, какого числа и где состоялось ваше окончательное соглашение относительно того, каким образом совершить покушение на жизнь государя?
Саша. Это произошло двадцать пятого февраля на квартире у Канчера.
Окулов. Этот день был намечен вами предварительно? Если да, то с кем обсуждали вы время и место вашего собрания?
Саша. Предварительно я ни с кем и ничего не обсуждал. Все вышло скорее случайно, чем намеренно.
Окулов. В чем конкретно выразилась эта случайность?
Саша. Лично я пришел к Канчеру для того, чтобы увидеть Осипанова и прочитать ему террористическую часть нашей программы, которая была составлена незадолго до этого.
Окулов. Вы слышали разговоры участников боевой группы о том, каким порядком они будут держаться во время покушения?
Саша. Да, слышал.
Окулов. Вы все были в одной комнате?
Саша. Сначала в одной, а потом мы с Осипановым перешли в соседнюю.
– Господин председатель суда, разрешите теперь мне задать вопрос подсудимому Ульянову?
По залу прокатился шорох. Все повернули головы влево. Обер-прокурор Неклюдов, вопросительно наклонив голову, картинно стоял около своего стола, опершись руками о бумаги.
– Прошу вас, господин обер-прокурор, - проскрипел Дейер, из голоса которого уже исчезла былая приветливость и любезность. (По второстепенному характеру вопросов, которые задавал Окулов, первоприсутствующий понял, что никакой промашки тот за ним не приметил, и поэтому церемониться с Окуловым дальше было уже незачем.)
– Ульянов, - обер-прокурор выпрямился, скрестил руки на груди, - приехав в Парголово, вы привезли с собой, кроме вашей лаборатории, какие-нибудь вещи для перемены одежды?
«Опять Парголово, - подумал Саша.
– Этот белоглазый Неклюдов тоже хочет сделать и Ананьину и Новорусского активными участниками дела.
Саша. Вещей было немного. Рубашка и полотенце.
Неклюдов. А это не вызвало удивления у Новорусского? Ведь если он сделал вам предложение давать уроки брату своей жены, он, очевидно, предполагал, что вы переезжаете к нему надолго?
Саша. Да, он это предполагал.
Неклюдов. И тем не менее, увидев у вас только рубашку и полотенце, он, по вашим словам, не выказал никаких признаков удивления?
Саша. Почему «по моим словам»? Я ничего не говорил об отношении Новорусского к количеству моих вещей.
Неклюдов вышел из-за стола и направился к деревянной решетке, которая окружала скамью подсудимых и около которой, с внутренней стороны, стоял Саша.
– Кстати сказать, Ульянов, - вертикальная складка над переносицей обер-прокурора обозначилась резко и глубоко, непроницаемые светлые глаза были пронзительно белесы, узкие губы сжимались после каждого слова решительно и быстро, как у ящерицы, - почему вы даете разные показания о том, как вы попали в Парголово?
– В каком смысле разные?
– На следствии вы показали, что сами вызвались давать уроки сыну Ананьиной, а суду говорите, что предложение об уроках вам сделал Новорусский.
– Мне трудно держать в памяти все то, о чем я говорил на следствии.
Неклюдов. Новорусский интересовался, имеете ли вы что-нибудь для перевозки на дачу Ананьиной?
Саша. Я отправился в Парголово помимо Новорусского и на даче его не видел. Я встретил там Ананьину, и она ничего не спросила у меня относительно моих вещей и не интересовалась, что именно я привез.
Неклюдов вплотную подошел к барьеру. Теперь Саше были видны даже маленькие красные прожилки в его серо-голубоватых глазах.
– Сколько человек было в семействе Ананьиной?
– Двое.
– Кто именно?
– Она, дочь и маленький сын.
– Так двое или трое?
– Если считать и мужа дочери, то четверо.
– А младшего брата Новорусского вы знали?
...Что-то произошло в последнем ряду. Саша тревожно перевел взгляд с лица прокурора на то место, где сидела мама, и не увидел ее.
Он тут же нашел ее - Мария Александровна, опустив голову, боком двигалась между креслами к центральному проходу. Словно почувствовав на себе его взгляд, она подняла голову, растерянно улыбнулась, но тут же лицо ее снова приняло болезненное выражение, горько изломались брови, и Саша понял: театральный прием Неклюдова с подходом вплотную к скамье подсудимых тяжело подействовал на маму. В этом движении прокурора она, очевидно, увидела приближение конца суда и... И кроме всего прочего, она, безусловно, знала, что Неклюдов - бывший папин ученик.