Река Ванчуань

Вэй Ван

В горной хижине

Средины жизни я достиг и ныне Путь истины взыскую в тишине ^{44} . У гор Чжуннань один живу в пустыне. На склоне лет мир снизошел ко мне. И каждый раз, почуяв вдохновенье, Иду бродить один в глубинах гор. Как были тщетны прежние волненья! Бывалые заботы — жалкий вздор. Я часто дохожу до той стремнины, Где в вышине рождается река. Присяду и смотрю, как из долины Волнистые восходят облака. Порой случайно дровосека встречу — С

ним говорю с открытою душой, Шучу, смеюсь и даже не замечу, Что уж пора, давно пора домой.

Проводы друга ^{45}

Я вас проводил по тропинке. Смеркалось в глубинах гор, Когда я в плетне убогом Калитку закрыл на затвор. Весна возвратится снова, Трава взойдет, как всегда. Но вы-то, мой друг почтенный, Вернетесь ли вновь сюда?

Смотрю с высоты на реку Ханьцзян ^{46}

На южном пределе княжества Чу ^{47} «Три Сяна» ^{48} в соседстве с ней. С «Девятью рукавами» она слилась На склоне горы Цзинмэнь ^{49} . Далеко, далеко течет она, Дальше земли и небес. За необъятной ширью речной Теряются пики гор. Выплывают из волн ее чередой Селенья и города, А она, извиваясь змеей, бежит С небосклоном слиться вдали. Так посетим же Сянъян ^{50} , друзья, В первый погожий день. За чаркой вина, как Почтенный Шань ^{51} , Полюбуемся далью речной.

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. Н. И. КОНРАДА

Гуляю у храма Сянцзисы ^{52}

Не знаю, где храм Сянцзисы. Прошел уже несколько ли, вступил на облачную вершину. Старые деревья… Тропинки для человека нет. Глубокие горы. Откуда-то звон колокола. Голос ручья захлебывается на острых камнях. Краски солнца холодеют среди зелени сосен. Вечерний сумрак. У излучины пустынной пучины В тихом созерцании отшельник укрощает ядовитого дракона.

В этих стихах рисуется картина, характерная для мест, где обычно располагаются уединенные буддийские обители. Дорога в гору идет через лес из старых, высоких деревьев. Тропинка совсем исчезает. По каменистому руслу бежит горная речка, и ее голос как бы захлебывается среди камней. Для усиления настроения поэт погружает все в вечерний сумрак, вводит звук отдаленного удара колокола. И вот среди всего этого — человек. У излучины реки над омутом видна одинокая, неподвижная фигура человека, сидящего в позе, которую обычно принимают при размышлении. Видимо, этот человек, возможно монах из обители, укрощает своей мыслью злого дракона — того дракона, который гнездится в пучине, а может быть, того же дракона, только таящегося в его собственной душе? Человеческая фигура сразу же придает всему пейзажу особый смысл. Картина, нарисованная стихами, оказывается законченной.

Я. И. Конрад

***

В пустынных горах опять прошел дождь. Наступил вечер. Осень. Ясный месяц светит среди сосен. Прозрачная речка бежит по камням. Бамбуки зашумели: идут домой женщины, стиравшие белье. Зашевелились кувшинки: плывут назад челны рыбаков.

В китайской пейзажной живописи есть прием, называемый дяньцзин— «внесение чего-то в пейзаж». Если рисуют горы, в горный пейзаж вводится фигура человека; если рисуют сосны, в пейзаж вводится изображение камня, скалы. Считается, что это придает полноту и законченность изображению. Ван Вэй-поэт перенял этот прием в своей пейзажной лирике, соединяя природу с человеком.

Н. И. Конрад

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. И. ГИТОВИЧА

ИЗ СТИХОВ «ДОМ ХУАНФУ ЮЭ В ДОЛИНЕ ОБЛАКОВ»

1. У потока в горах, где поет птица ^{53}

Цветы

опадают, И горный поток серебрится. Ни звука в горах Не услышу я ночь напролет, Но всходит луна И пугает притихшую птицу, И птица тихонько Тревожную песню поет.

К слюдяной ширме друга

У друга в доме Ширма слюдяная Обращена к цветам, К деревьям сада. В нее вошла природа, Как живая, И оттого Рисунка ей не надо.

Покидаю Цуй Син-цзуна ^{54}

Остановлены кони. Сейчас — «разлучим рукава» ^{55} . О ночной холодок Над ночным знаменитым каналом! ^{56} Горы ждут впереди. Под луною сияет листва. Но тебя покидаю Печальным, больным и усталым.

К портрету Цуй Син-цзуна ^{57}

По памяти Нарисовал я вас, — И наша юность Оживает снова. Пусть новые знакомые Сейчас Не старого увидят — Молодого.

Когда Цуй Син-цзун отправляется в горы Наньшань ^{58} , я пишу экспромт и вручаю ему на прощанье

Простились мы У старых стен столицы. Когда ж нас вновь Соединит судьба? Не надо ждать, Пока цветы корицы Осыпятся, Как снежная крупа.

Осенней ночью в одиночестве обращаюсь к Цуй Син-цзуну

Ночь тиха. Лишь трепетных цикад Голоса печальные Звенят. Ветер северный — Он каждый год К неизбежной Осени ведет. Думаю, Что ты уже не прост, — Хочешь получить Высокий пост. У меня же Волосы белы — Что мне До придворной похвалы? Впрочем, Может быть, и ты такой — И пойдешь отшельничать Со мной?

Провожаю весну

День уходит за днем, Чтобы старости срок приближать. Год за годом идет, Но весна возвратится опять. Насладимся вдвоем — Есть вино в наших поднятых чашах, А цветов не жалей: Им опять предстоит расцветать.

Провожаю Шэнь Цзы-фу ^{59} в Цзяндун ^{60}

На ивовой переправе ^{61} Безлюдно и молчаливо. Гребцы налегли на весла — Ты скрылся в дымке седой. И все же тоска о друге, Подобно весне счастливой, С юга на дальний север Последует за тобой.