Реконструктор
Шрифт:
– Но мы и так движемся в ту сторону! Скоро подойдем, и они все вместе…
– Беременные свиньи – и те идут быстрее! Они же еле передвигают ноги! Выберите тех, кто может идти быстро! Ваш офицер при падении повредил руку, и ему нужна помощь!
Вот теперь они забегали!
Неведомый гауптман… кто он такой? Ну начальник, так ведь не свой и не навсегда же? Когда-нибудь и он уедет восвояси. А вот свой командир… это хуже – тот всегда рядом. И с подобной раной могут ведь надолго и не упечь в госпиталь – тут не передовая, можно и
Петраускас выстраивает пленных в две шеренги, выбирая тех, кто, по его мнению, сможет идти быстро, – самых сильных. Их отводят в сторону, и с ними отходят туда же двое конвоиров. Прочим дают команду сесть на землю, и еще двое охранников остаются рядом.
– Готово, господин старший стрелок! – поворачивается ко мне старший.
– Вы идете с нами?
– Разумеется!
– Тогда – в путь!
Разворачиваюсь, поддаю газу… и мотор глохнет – я слишком резко бросил сцепление. Чертыхаюсь (разумеется, по-немецки), спрыгиваю на землю и пытаюсь завести мотор. Неудачно.
Было бы странно, если из этой попытки хоть что-то удалось: краник бензопровода мною перекрыт. Мотор дергается, чихает, но работать не хочет.
– Рядовой! Подтолкните мотоцикл!
Что сделает в этой ситуации охранник?
Будет толкать мотоцикл сам (оставив без контроля пленных) или пошлет подконвойных?
Меня устраивают все варианты.
По команде Петраускаса пятерка отобранных им пленных наваливается на мотоцикл и дружно толкает его вперед.
На этот раз бензопровод открыт, и горячий движок схватывается сразу. Даю перегазовку, разворачиваюсь… торможу…
Картина следующая.
Прямо на дороге одинокой кучкой стоят трое – два конвоира и их старший. Метрах в десяти от них – пятеро подконвойных. Слева сидят на земле еще шестеро, надо думать, те, что послабее. А за ними стоят еще двое конвоиров.
Вот и здорово…
Не слезая на землю, сдергиваю автомат и длинной очередью валю ближайших конвоиров.
Есть!
Поворачиваюсь налево. Очередь!
Хватается за грудь четвертый охранник.
А вот в пятого я выстрелить не успеваю – его сбивают с ног, и он мгновенно оказывается погребен под кучей тел. Слышны глухие удары, хрип… все.
– Оружие собирай! – кричу пленным. – Патроны, еду!
Дважды повторять не нужно – конвоиров уже потрошат вовсю.
А ко мне подходит один из бывших подконвойных. Поднимает к плечу сжатый кулак – приветствует, надо думать.
– Спасибо, товарищ! – говорит он мне. – Рот Фронт!
– Да русский я! Тряпки эти надел, чтобы к конвоирам ближе подойти.
Глаза подошедшего расширяются:
– Русский?
– Красноармеец Максим Красовский! Могу даже документы показать! Кстати, – выуживаю из коляски еще одну винтовку, – возьми, а то тебе не досталось. Вот и подсумки с патронами. Гранаты есть – могу дать четыре штуки, надо? Штык еще есть…
Про
– А мотоцикл-то знакомый! – подходит к нам коренастый, но очень уж исхудавший мужик. – Офицера ихнего возил!
– Так он и сам тут рядышком лежит! – киваю на лес. – Прикопал я их поблизости, чтобы не хватились раньше времени. И форму с водителя снял.
Это правда – на мне его дождевик. Форму своих конвоиров пленные наверняка узнают, а вот к мотоциклисту приглядываться им явно было недосуг.
– Уходить надо скорее, товарищи! – повышаю голос. – Не ровен час фрицы поедут – не отобьемся же! Мало нас, и оружия не хватает…
Уговаривать никого не нужно – все с этим согласны. Пять человек надевают шинели конвоиров, их сапоги и пилотки. Одежду бывших пленных убираем в багажник коляски. В саму коляску прячем и карабин мотоциклиста – странно выглядел бы конвоир с двумя винтовками.
Еще удивительнее выглядел бы пленный с оружием.
А вот гранаты они прячут под одежду – расставаться с оружием никто больше не хочет.
– Если по дороге чуток пройдем, – торопливо поясняю я, – то тайничок там у меня есть… еды чуток, еще малость добра всякого… А завтра – можно и за оружием сходить, есть тут недалеко ухороночка.
Один из мнимых конвоиров забирается в коляску: он поедет со мной.
– Слушай, – спрашивает он меня, – а как же ты этих-то двоих уговорил? Офицер – тот хиляк, верно. А вот водитель – здоровый же был, чертяка!
Мы как раз проезжаем мимо той самой коряги, под которой лежат оба немца. Притормаживаю.
– Корягу видишь?
– Это вон ту, где сучок вверх торчит?
– Ага, она самая. Сбегай и полюбопытствуй…
Через минуту он возвращается. Бледный.
А хрена ль? Там такое зрелище… скажу вам. Офицер-то далеко не сразу раскололся.
– Ну ты ваще… лихо их…
– Дык! Жизнь заставит – не так еще раскорячишься!
– Эк загнул-то! – уважительно говорит он. – Как звать-то тебя, головорез?
– Максим я! Снайпер, отрезали нас, вот и мыкались тут по лесам. На фрицев навалились, да там меня и подранили. Наши отошли, а меня в деревеньке одной оставили – лежи, мол!
– И долго пролежал?
– Долго… пока немцы не нагрянули. Деревню спалили, еле ушел. Патронов-то нет! Винтарь есть, а чем стрелять? Так и ушел в гражданке, зато с винтовкой и документами.
– Где ж она у тебя? Эта, што ль? – трогает немецкий карабин мой попутчик.
– Не… У меня «Светка»! Да с оптикой – не хухры-мухры! Заныкал я ее. А фрица-обозника придавил, кой-чем и разжился. Потом еще… А потом и колонну пленных увидал. Ну и пошел к вам на помощь.
– Вовремя успел. Нас в шталаг переводить собрались.
– Это что ж за зверь такой – шталаг?
– Лагерь ихний. Для штрафников. Тут, почитай, каждый бегать пытался, да не по разу. Вот и дали команду – в шталаг!