Реконструктор
Шрифт:
Седой виновато разводит руками:
– Да и вспомнил-то, как все увидел, а так…
Выставляем часового и заваливаемся спать. Меня в караул не назначают, а с боков ко мне прижимаются сразу с обеих сторон. Вроде бы и правильно все… и оружие при мне. Или это так шинель немецкая на всех действует?
И вновь во сне я вижу тот же костер и все тех же сидящих вокруг него людей. Слышу те же самые разговоры и участвую в них. По-дружески переговариваюсь с Чуковым, что уже совсем не кажется мне странным. Мы с ним перебрасываемся какими-то репликами, обсуждаем всевозможные события, о
А вот пробуждение было совсем неприятным – меня кто-то укусил! Ей-богу, поклялся бы, что комар, но укус существенно слабее. Да и какие комары в апреле?
Чертыхнувшись в сердцах, приподнимаюсь и хлопаю себя по шее. И замечаю сидящего рядом бойца, который прожаривает над костерком свою гимнастерку. В голове словно щелкает: вшей изводит. Вот кто меня куснул… Нет, такого подарка мне не нужно категорически!
Встаю и ищу глазами коренастого. Похоже, он тут за главного, вот с него и начнем…
Он сидит у костра и тряпочкой протирает патроны к винтовке. Кстати, надо будет у них малость позаимствовать боезапаса: у меня же винтовка без патронов стоит – непорядок!
– Утро доброе! – присаживаюсь я на подтащенный поближе к огню разлапистый пень.
– И тебе здравствовать, – спокойно отвечает мой визави.
– Познакомимся, может быть, все-таки? А то не дело это – вроде и не вместе идем…
– Отчего нет? – пожимает он плечами. – Только мы-то все уже промеж себя насквозь перезнакомились, времени хватало…
– Ага, стал быть, я один остался? Тады – Красовский я, Максим Андреевич. Из разведки, снайпером там был. Да что ж я просто так-то говорю? Вот! – И на свет божий появляются мои документы.
А вот это – риск! На фото в комсомольском билете изображен лопоухий парнишка лет шестнадцати, весьма отдаленно на меня похожий. Правда, исходя из тех же документов, мне сейчас лет на пять-шесть побольше, так что я просто обязан выглядеть старше. Да – но не настолько же!
– Смотри-ка! – Через плечо моего собеседника заглядывает бывший пассажир мотоцикла, что ехал со мною до развилки. – Даже комсомольский билет сохранил?!
– А что ж тут такого? – недоумеваю я. – Документ ведь!
– Да за такой документ, парень, тебя немцы враз к стенке и поставят! Как комсомольца.
– Пусть поймают еще! – огрызаюсь я неожиданно агрессивно. – Ловилка такая у них не выросла еще! Гляну я на такого ловилу!
На секунду разговор
– Э… гхм… ну то, что документы сохранил, оно конечно… Так ить фронт-то – он отсюда вдалеке, как же ты тут-то оказался?
– Хм! А вы сами?
Вот язык-то мой неуемный! Сейчас мне в торец дадут – и справедливо, ибо за дело!
– В разведку нас послали, пушки ихние выведать, – спешу исправить сложившуюся ситуацию. – Да только не нашли мы их, успели фрицы уже куда-то увезти. А как назад пошли – шарах! Начали они наступление. Нас и отрезало… еще несколько дней у линии фронта бродили, все перейти хотели – никак! В перестрелке нас надвое располовинили, не успела часть группы дорогу перебежать – немецкие машины поспели. Стали мы обход искать, лесом решили пройти. Да нарвались сызнова на ихнюю колонну – тут меня и приложило…
– Сильно? – интересуется кто-то позади меня.
Не оборачиваясь, снимаю ремень и сбрасываю китель и майку.
– Ох ты…
Ага, вот те и ох! Еще в госпитале немцы покачивали головами, разглядывая осколочные раны у меня на спине. Откуда они у меня – не помню сам. Но выглядят весьма зловеще.
– Вот так… Сознание я потерял, и в себя пришел только в деревне. Со слов хозяина, меня к нему приволокли месяца полтора назад, с тех пор и лежал пластом. Только выздоравливать стал – здрасьте, сызнова фрицы пожаловали. Деревню всю вверх дном перевернули. Тем и спасся, что полуодетым в окно выскочил. Успел сбечь, пока они все дома не проверили. А немцы жителей с собою увели… – продолжая говорить, понемногу напяливаю одежду назад.
– Зачем? – спрашивает кто-то.
– Я знаю? Как ушли они, вернулся в дом, винтовку из подпола вытащил и бумаги свои. Только вот с патронами – фига! Нет их ни одного – видать, ребята все унесли. Пару дней бродил вокруг – все ждал, чтобы кто-нибудь вернулся. Нет никого. А жрать охота, между прочим!
Зря, наверное, про еду вспоминаю, за спиною кто-то горестно вздыхает.
– Плюнул на все, пошел к станции. Верст десять всего-то и идти. Спрятал винтовку в кустах да подкараулил немчика прохожего… Дальше уже наглее пошел, в форме ихней и с оружием. Давил их потихоньку. Где одного, а где – и поболее.
– Не боязно было? – спрашивает коренастый.
– А! Двум смертям не бывать! Злой я шибко на них…
– Это заметно.
– Ну дык! Разжился потихоньку едой, автомат добыл, гранаты. А потом и колонну вашу увидел…
– Нашу?
– Ну ту, что в лагерь к вам вели. Вот и пошел следом. Беда в том, что не знал я – куда идти?
– А как нашел?
– Грузовик, в котором охрану возят, увидал. Эмблема у них на рукаве приметная, на машине такая же есть.
– Есть! – подтверждает «пассажир».
– Во! Ну а мотоцикл ихний – тот вообще на меня дуриком вылетел. Офицер пристал – что да как?
– Да уж, пристал! – фыркает «пассажир». – Мимо проехал – целее бы остался…
– Сам виноват! – вновь срываюсь я. – Неча было приставать, мол, смирно встань, да не так стоишь… но хоть польза с него была – про вас сказал.
– Так ты и язык их знаешь?
– С двенадцати лет говорю! У меня двое одноклассников – дети немецких коммунистов! У одного отец даже Тельмана знал!
Странным образом это заявление впечатления не производит.