Рекорд
Шрифт:
— Какой план, Тим?
Встряхиваю головой и заявляю:
— Гонка «24 часа Нюрбургринга».
— Иди ты на хер, — тут же следует ответ.
Я не обижаюсь. Он одумается.
Жду, пока Семен отводит душу, строя трехэтажные матерные конструкции, и начинаю говорить:
— Любительские команды на более серьезные соревы не пустят. Перед нами двери закрыли наглухо, сам же в курсе. Я не понимаю почему, но со мной не хотят даже разговаривать, будто кто-то поставил где-то галочку. Наш шанс — Нюрбургринг. — Помолчав, добавляю: — Закрытые двери надо выбивать. Я уже подал
— Ничего, что четырехдверная? — Семен обходит седан по кругу.
Уже соображает по делу, что хорошо.
— Я изучил правила, там нет ограничений. Мы доделаем подвеску, переставим движок, кое-что допилим.
— Кое-что! Ага. А почему именно мерс, Тим?
Усмехаюсь, вспоминая встречу с батей Юляшки. Догадывался, конечно, что он откажет, но значение имеет форма. Он угрожал, и такое чувство, что именно с его легкой руки мне и перекрыли кислород. А еще мне не понравилось, как на Шилова смотрела его секретарша. Хотя этот момент я поспешно вычеркиваю: такие заботы не в моем стиле. Блядь, не знаю, в чем дело, меня триггернуло от ее страха. Было бы все иначе, я бы познакомился.
— Потому что на этой гонке будет выступать шиловская команда «Автоспорт», которую официально спонсирует «Мерседес».
— Ты хочешь в гонке на мерсе обойти официальную команду мерса?
— Не только обойти. Мы поставим рекорд.
— Боюсь, ты скорее взорвешься в этой груде металла, чем поставишь рекорд.
Мы снова мрачно пялимся на железные дрова.
— Значит, взорвусь, — пожимаю плечами равнодушно. И при этом ничего не чувствую.
Пус-то-та.
Единственное, чего я действительно боюсь, — это что Семен меня тоже кинет, а нового механика, которому доверяешь, найти невозможно. Тогда останется один путь, я с двадцати лет четко вижу его перед собой. Драматичные истории нужно заканчивать драматично, не так ли? Всем плевать, как человек жил. Имеет значение, лишь как он умер.
— Если ты победишь, то станешь легендой.
Федор говорил так же. У гонщиков есть только один шанс остаться в истории. Хороших пилотов много. И они по большей части на хер никому не нужны.
Семен продолжает:
— Или трупом. Как вариант.
— По-моему, не все так плохо, — добавляю я оптимистично. — Ты нагнетаешь.
— Давай сперва посмотрим, что там с движком, потом будем планы строить.
— Есть пара идей.
— Не сомневаюсь. Только Гриху наберу.
— Он разве в Москве?
— Пока нет. Но ты ведь знаешь: где идея безумнее и опаснее, там и он. «24 часа Нюрбургринга»! Ха, тут мы явно лидируем.
Усмехаюсь:
— Спасибо, бро.
Хоть где-то, мать вашу, не почти, а первые.
Глава 7
Трасса понятная до тошноты. За сутки я выучил ее наизусть, могу проехать даже вслепую. При этом мои глаза широко открыты, сосредоточенность максимальная. Братья Смолины остались в хвосте — есть возможность приехать в первой тройке.
Плавно выжимаю газ. На стрелки смотреть не надо, я обороты телом чувствую, пульс ровный. Сердца будто вообще нет,
Новый поворот. Этот кусок трассы самый опасный: справа обрыв. Послушно сбрасываю скорость. Нужно пройти его максимально ровно, иначе угроза жизни и, что принципиально, тачке в несколько лямов. Поцарапаю — Федор сам с обрыва скинет, это я в свои девятнадцать усвоил на двести процентов.
Прохожу аккуратно, притормаживаю. Не зря.
Впереди синяя машина лежит «на ушах». Узнаю мгновенно — «Охотники за штормами». Точнее, главный их «охотник». Сердечная мышца ошалело ускоряется, выдавая что-то нереальное. Мозг вскипает, кровь потоком, как лезвием, вспарывает вены. Синяя машина перегородила трассу. Точно знаю, что в ней Федор.
На решение треть секунды. Принимается оно молниеносно. Руль вправо, я схожу с трассы, сношу декоративные колышки и устремляюсь в пропасть. Волосы дыбом, я лечу вниз с ускорением, как в школьной задачке по физике. Сжимаю руль скорее по привычке. Удар, еще один. Третий. В груди что-то ломается. На языке металл. Сквозь утекающее сознание понимаю: тачке хана. После падения с такой высоты останется лишь отпеть ее. И меня вместе с ней.
Улыбаюсь собственной шутке. Соль разъедает глаза.
Удар сердца болью прорезает грудную клетку. Оно как никогда ощущается живым, колотящимся. Отчаянно хочется жить. Земля стремительно приближается. И все же я успеваю зажмуриться. Столкновение.
Я открываю глаза и резко сажусь. Провожу по лбу, хватаю стакан с тумбочки — он пуст. Сука. Пить хочется. Выхлебал и не заметил как.
На часах четыре, по прорывающемуся сквозь хилые шторы свету определяю, что дня, а не ночи. Быстро считаю. Мы делали тачку всю ночь, утро и половину дня, я вырубился в начале первого. Проспал три с лишним часа — нормас.
На мгновение останавливаюсь и прокручиваю в голове сон. Неплохо. В реальности я дернул руль в другую сторону.
Некоторое время сижу на кушетке, служащей кроватью, восстанавливаю дыхание. Потом выхожу из комнатки и спускаюсь в гараж.
Гриша и Семен сидят у движка и завороженно пялятся на него. При моем появлении поднимают головы.
— Вы чего там делаете? Молитесь, что ли? — смеюсь.
— Надо сходить выпить, — заявляет Семен. — Иначе у меня крыша поедет.
— Поддерживаю, — добавляет Гриха. — Тим, есть идеи куда? Я здесь ничего не знаю.
— Есть. Заодно подобьем кассу.
Ничто не выдает тот факт, что я нахожусь в столице, а не в родном Красноярске. Локации: магазин — гараж — пригород. На достопримечательности времени нет, хотя было бы интересно погулять по Москве. Есть пара автовыставок, которые интересуют. Может быть, на следующей неделе.
Я привожу парней в знакомый бар. Занимаем столик, берем выпить.
Разговор идет надрывно. За прошлую неделю мы разобрали обе машины до винтиков, подбили бабло. И поняли, что ни хера нам не хватает, чтобы поставить рекорд или хотя бы взорваться в Нюрбургринге. Нужно срочно придумать, где взять спонсора.