Религия Денег
Шрифт:
Любое материальное богатство начинается с природных ресурсов, большинство этих ресурсов находится в слабом, обнищавшем мире. И это богатство перевозится в мощные центры имперского капитала через неравную оплату за равный труд согласно приведённой выше формуле. В нашей книге [1] на основе документов показано, что в развивающихся странах уровень оплаты труда составляет примерно 20% от уровня развитых стран за труд одинаковой производительности. После кризисов национальных валют он падает до 10%.
Неравная оплата за равный труд возникает через несправедливо высокие обменные курсы твёрдых валют. Используя их, Европе удаётся потреблять примерно в 14 раз больше природных ресурсов, чем находится в рамках её границ. Если бы соотношение стоимости
В своей классической работе Анри Пиренн (Henri Pirenne), Эли Ф. Гекшер (Eli F. Heckscher) и Иммануэль Валерштейн (Immanuel Wallerstein) описывают «возникновение современной рыночной экономики через монополизацию орудий производства и пред-меркантилистскую торговлю, навязываемую и контролируемую через насилие»:
До XV века и на протяжении его, города были исключительными центрами торговли и промышленности; никакой торговле и промышленности не разрешалось выходить за пределы городов… Борьба с сельской торговлей и сельскими ремесленниками продолжалась в течение семи-восьми веков… Её жесткость увеличивалась по мере роста «демократического правительства»… На протяжении всего XIV века города регулярно совершали вооружённые набеги на соседние деревни, во время которых они разбивали или забирали ткацкие станки и сукновальные чаны. [2] Общей проблемой городов было удержание под своим контролем рынков. То есть уменьшение стоимости товаров, которые города получали из деревни и максимальное уменьшение роли торговцев из чужих земель. Использовались две тактики. Во-первых, города пытались получить не только право облагать налогом, но и право регулировать торговлю на рынке (кто может торговать, где, какие товары могут продаваться). Кроме того, города пытались ограничить возможности жителей деревень торговать везде, кроме самого города. Со временем, эти различные механизмы изменили условия торговли в пользу жителей города, то есть в пользу городских коммерческих классов и как в ущерб землевладельцам, так и в ущерб крестьянам. [3]
Имея примитивный промышленный капитал — ткацкие станки, сукновальные чаны, инструменты для обработки кожи, кузницы, и т.д. — города могли производить с небольшими затратами и продавать товары деревенским жителям в обмен на шерсть, еду, лесоматериалы, и т.д. Но деревне не понадобилось много времени, чтобы скопировать эти простые технологии и начать производство собственной ткани, кожи и металлических товаров.
Деревня, которая обладала бы как сырьём, так и технологиями, имела бы сравнительное преимущество перед городом. Оно привело бы к обнищанию любого города, который производил товары. Поэтому с помощью превосходящей военной силы это сравнительное преимущество деревень уничтожалось, и им навязывалась зависимость от городов. Через монополизацию военной силой процесса производства материальных благ, города узурпировали права как на натуральное богатство деревень, так и на материальные блага, произведённые с помощью техники. Таким образом было положено мрачное начало долгой истории, в течение которой обладающие властью хитрые люди постоянно перекраивают права собственности, чтобы перевести к себе всё богатство, производимое на этой собственности или с её помощью.
Власть имущие сталкиваются с похожей проблемой и сегодня. Чтобы удерживать свою власть и богатство, высокий материальный уровень жизни своих граждан, сильные страны создают неравные условия в мировой торговле, прибирая к рукам богатство слабых стран. Поскольку демократическими лидерами становятся те, кто защищают и увеличивают благосостояние своих последователей, то любое реальное экономическое предложение,
Таким образом, очень редко западные лидеры предлагают экономические меры, которые бы действительно помогли периферийным странам. Реальность требует от них заботиться о собственном благе. В то же время миллионы, и даже миллиарды людей в третьем мире доведены до нищеты экономическими и финансовыми, скрытыми и явными войнами, «стратегическими инициативами» по сдерживанию экономического объединения, которое могло бы привести к реальной конкуренции за ресурсы и контроль над процессами производства. [4] Льюис Мамфорд (Lewis Mumford) предлагает исторический анализ этого процесса:
Ведущие меркантилистские города [Европы] прибегали к вооружённой силе, чтобы уничтожить соперничающие города и установить [более полную] экономическую монополию. Эти конфликты были более дорогостоящими, более разрушительными, и в итоге более бесполезными, чем конфликты между торговыми классами и феодалами. Такие города как Флоренция, которая активно атаковала соседние процветающие общины Лукки и Сиены, подрывали не только производство соперников, но и безопасность в целом. По мере того, как капитализм распространялся по миру, его агенты расправлялись с туземными жителями в той же жестокой манере, в какой они обращались со своими соседями-конкурентами. [5]
Эта политика полностью действует и сегодня. Право на промышленный капитал (средства производства) и контроль над торговлей сегодня являются первичными механизмами [635] изъятия произведённых благ у бедных на периферии империи, точно так же, как это происходило на протяжении прошедшего тысячелетия. Грабёж набегами был преобразован в «грабёж торговлей».
Хотя это и не признается, уничтожение капитала на периферии империи необходимо для сохранения контроля центра над процессами производства материальных благ. Посмотрите на яростное разорение Югославии и Ирака, на удушение Ирана, Ливии, Северной Кореи, Никарагуа, Чили и Кубы. Всем им пытаются отказать в праве самим решать свою судьбу.
[635] Прим. переводчика — существуют также чисто финансовые, а также психологические механизмы (в т.ч. реклама и маркетинг) «грабежа», которые используются в комплексе с товарными и военными методами.
Торговля была основой процветания Британии. Она символизировала для островной нации все богатства мира, она определяла разделение стран на богатые и бедные. Экономическая философия того времени, позднее названная меркантилизмом, полагала, что колонии должны быть поставщиками необработанного сырья и служить рынком сбыта для произведённой в Британии мануфактуры, но никогда колонии не должны узурпировать функцию промышленного производства. [6]
Слова самого Адама Смита показывают, что свободная торговля — это только прикрытие для всё той же старой меркантилистской политики:
Конечная цель… всегда одна и та же — обогатить страну за счёт выгодного баланса в торговле. Из этой цели вытекает отрицательное отношение к вывозу средств производства [инструментов и сырья] и инструментов торговли, чтобы дать нашим собственным рабочим преимущество, и дать им возможность установить более низкие цены, чем другие страны, на всех международных рынках; и, ограничивая таким образом вывоз недорогих товаров, поощряется многочисленный вывоз более дорогих товаров. Поощряется также ввоз средств производства, чтобы наши собственные люди смогли обрабатывать их дешевле, предотвращая дорогостоящий ввоз уже обработанных товаров. [7]