Реликвия Времени
Шрифт:
VII
«Вкусный хлеб»
Позвонив Лоури, Джордж спросил: ничего, если он продлит свой отпуск?
— Всё под контролем. Расслабься, отдохни.
Иметь дело с Джорджем было все равно, что предложить образцовому мужу избить жену. Этот парень принимал все слишком близко к сердцу. Если принимать все слишком близко к сердцу, тебя надолго не хватит. Лоури и сам решил немного расслабиться и отдохнуть. Он потягивал виски, который даже на одну пятую недотягивал до хотя бы наполовину приличного, уединившись в кабинете Джорджа, чтобы кому-нибудь из постояльцев не вздумалось к нему присоединиться. Если Лоури и понимал что-либо в своих новообретенных отношениях с Богом,
— Много у нас постояльцев? — спросил Джордж.
Лоури пересчитал сидевших вокруг.
— С этой вершины я вижу лишь лес, взмывший по склонам до самых небес… — пробормотал он.
— Что это? — спросил Джордж.
— Эдна Сент-Винсент Миллей.
— Не знаю такую.
— На мои письма она не отвечает.
Осторожнее, осторожнее. Лоури не мог определить, догадывается ли Джордж о том, что он время от времени возвращается к старым привычкам, просто чтобы не забыть, где ему пришлось побывать. Миллей. Лоури прочитал ее биографию: ненормальная, но как поэт, она не имела себе равных. Подобно большинству тех, кто не выносил самого себя, Миллей ввязалась в политику. Другим его героем была Дороти Паркер. Если не можешь изменить себя, меняй мир. Лоури было хорошо знакомо это чувство. Большая часть его жизни была отдыхом от самого себя, и вот теперь, более или менее восстановив знакомство с тем человеком, которым он был и которого не мог терпеть, Лоури нуждался в небольшом отдыхе. Человеческая раса не может выносить избыток реальности. Сапиенса это хорошо понимал.
Епископ Санта-Аны был старше его на десять лет, плюс-минус, и любил ворчать о том, что, когда ему стукнет семьдесят пять, он должен будет написать письмо с прошением об отставке.
— Когда в Ватикане примут это прошение, я займусь тем, чем занимаешься ты.
Что ж, возможно, так оно и будет. Вся беда заключалась в том, что Сапиенса во многом был похож на Джорджа: сдержанный оптимист там, где была замешана хорошая работа. Оба втайне верили, что бездельники начнут искать работу, пьяницы просохнут, наркоманы завяжут и… И что потом? Религия в качестве опиума для праведников? Усмехнувшись, Лоури поднес к трубке зажженную спичку. Трубка заклекотала, словно водопроводный кран. Нужно бы ее прочистить. Но она все равно засорится дегтем. К тому же так лучше вкус.
Оставался еще час до того, как нужно будет начинать готовить ужин. Поставив телефон на место, Лоури развалился за письменным столом в кресле Джорджа. Рядом с пишущей машинкой лежала кипа листов. Взяв их, Лоури начал читать. Дочитав первую страницу до половины, он вернул ее назад. Джордж — неисправимый романтик, тут никаких сомнений быть не может.
Позднее, когда тушеное мясо было уже на подходе, что вызвало волну оживления в общей комнате, куда проникли аппетитные ароматы, Лоури поймал себя на том, что ему нравится быть за главного. Сказать по правде, он был счастлив уже тем, что являлся правой рукой Джорджа и у него никогда не возникало чувства, что от него зависит судьба приюта. Быть может, именно это и определило решение Джорджа. Нет, все дело было в девчонке, в Кларе
Из кухни Лоури увидел, как к стоянке подъехала машина, новая машина; вероятно, кто-то приехал сделать пожертвование, посмотреть, что к чему, словно завидуя благородному делу, и поскорее смыться. Однако высоким мужчиной, вышедшим из машины и потянувшимся, разминая затекшие ноги, оказался Трэгер. Лоури проследил взглядом, как он направился к двери, как всегда настороженный, впитывая все вокруг. Трэгер вошел на кухню, и Лоури шагнул ему навстречу от плиты, вытирая руки о фартук:
— Сожалею, мы заполнены под завязку.
— Я знаю, чем ты заполнен под завязку.
Они пожали друг другу руки.
— Ты скоро освободишься?
— Хочешь поговорить? Я не смогу отсюда уйти. Я остался за главного.
Трэгер огляделся вокруг:
— Здесь тоже сойдет.
— Можешь угоститься тушенкой. Тушенкой и хлебом.
— Ты сам все приготовил?
— Конечно, сам. Я ведь повар.
После того как очередь из постояльцев рассосалась, Лоури наполнил миски себе и Трэгеру, и они устроились в конце стола.
— Вкусный хлеб.
— Вчерашний. А может быть, и еще более черствый. Нам он достается даром.
Затем Трэгер помог убрать посуду. Наряд по кухне. Когда все было убрано, кухня засияла чистотой, а большинство постояльцев разбрелось по своим комнатам, Лоури и Трэгер прошли в кабинет Джорджа и устроились поудобнее.
— Долго еще ждать, когда мне предложат выпить?
— А у тебя терпение уже на пределе? — Лоури достал бутылку.
Они выпили по паре стаканов, прежде чем Трэгер перешел к тому, за чем он сюда заглянул:
— Мне поручили одно дело, а я не знаю, как к нему подступиться. Я даже не знаю, по-прежнему ли нужно его выполнять.
Лоури ждал. Он чувствовал, как нелегко далось Трэгеру это признание.
— Речь идет об образе, похищенном из церкви в Мехико.
— С него снято миллион копий. Отдай одну из них.
— Оригинал изображения выполнен на внутренней стороне плаща, которому пятьсот или шестьсот лет.
— Его не оказалось у Теофилуса Грейди?
— Так утверждает он сам.
— Ты ему не веришь?
Трэгер задумался.
— В нормальной обстановке я бы ему не поверил. Однако, если его целью было устроить небольшую преисподнюю, он этой цели добился. Так почему бы ему не вернуть образ? — Пауза, в течение которой он отпил глоток виски. — Полагаю, может быть, Грейди кому-то отдал его.
— А что, если образа у него вообще никогда не было?
Трэгер посмотрел на него поверх края стакана. Они пили из вазочек для варенья.
— Ты говоришь так, будто тебе что-то известно.
— Арройо.
Лоури чувствовал себя так же, как и много лет назад, когда Трэгер расспрашивал его о радикальном прошлом. Бывший спецагент обдумал его ответ, отправил его в память, и они снова выпили.
— А виски у тебя паршивый.
— Однодневной выдержки. Как и хлеб.
В бутылке уже почти ничего не оставалось, когда они решили закончить. Трэгер лишь молча посмотрел на Лоури, когда тот предложил ему койку в мужском общежитии. Лоури вышел проводить его до стоянки. Трэгер нажал кнопку сигнализации, и машина мигнула фарами.