Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
Глава 125. КРЫША НАД ГОЛОВОЙ
После того, как мы официально оформили брак, я пошёл на приём к начальнику цеха Толченову.
– Борис Григорьевич, я женился на работнице нашего цеха.
– Поздравляю от всей души, – он пожал мне руку.
– Спасибо. Но нам необходимо жильё, которое вы обещали ещё в Свердловске, приглашая нас на работу.
Его ответ меня не обрадовал:
– Всех приехавших сюда семейных мы в первый же год обеспечили квартирами. Тем, кто женился в течение первого года, продолжаем предоставлять жильё. Но остальные, в том числе и вы, будут получать квартиры в порядке общей очереди.
– Вот, значит, как… Вы решили отказывать
– Выходит, так, – Толченов не стал вдаваться в подробности. Я вышел, громко хлопнув дверью.
Теперь предстояло задуматься о том, как жить дальше. Подавать в суд или обращаться к адвокату по подобным вопросам тогда не было принято. Поэтому решил разобраться в ситуации сам. Для начала успокоился – в конце концов, это ведь не конец света. На съёмной квартире нас не притесняли, и я решил, что «с милой рай и в шалаше». Тем более с Раей.
Как-то ко мне обратился машинист электровоза Василий Демидов. Видимо, он знал, что я человек семейный, но бездомный.
– Фёдоров, не хочешь поселиться в комнату двадцати двух квадратных метров с печным отоплением по Милицейской улице?
– Конечно, хочу. Мне бы на первое время хоть какую-нибудь крышу над головой.
– Договорились. Комнату никому больше предлагать не буду. Я построил дом и на этой неделе переезжаю. Завтра пойдём с тобой оформлять ордер.
Мы с Василием пришли в администрацию, объяснили причину нашего появления. Там даже не спросили о жильцах другой комнаты квартиры номер пять, а сразу переписали ордер на моё имя и вручили мне. Таким образом я обзавёлся «крышей над головой», правда, пока лишь на бумаге.
– Спасибо, Василий.
– Рано ещё благодарить, сначала заселиться надо, – перебил он меня.
– А что, проблемы могу быть, даже при наличии ордера? – удивился я. Василий промолчал – сам не знал, как обернётся дело.
В день, когда Василий переезжал в свой новый дом, он мне сказал:
– Я на грузовой машине подъеду к вам, возьмём несколько ваших вещей и там их оставим, чтобы было понятно, что комната занята.
Мы погрузили вещи Василия на машину, а наши два стула и подставку под цветы оставили в комнате. Но дверь почему-то оставили незапертой. Я сел в кабину к водителю и стал ждать Василия, который задержался с выходом. Тут до меня донёсся шум и ругань. Я пошёл посмотреть, что там происходит, а водитель остался в кабине. В довольно узком коридоре Василий отбивался от двоих наседавших на него мужчин, судя по всему – отца и сына. Я как мог громче произнёс:
– Что тут происходит?!
На мгновение все замерли, а Василий, подойдя ко мне, сказал:
– Ты не вмешивайся, у нас тут свои счёты.
Он, конечно, получил несколько тумаков (это было видно по его лицу), но держался как победитель. Мы сели в машину и поехали к Василию выгружать его скарб. Когда кузов грузовика освободили, поехали к нам, чтобы загрузить нашими вещами и мебелью. Их у нас было немного. Самым тяжёлым был комод – нам пришлось вынуть из него ящики, чтобы максимально облегчить. Стол и кровать были вполне подъёмные. Я попросил Василия, чтобы на Милицейскую он больше не ездил.
– Разгрузиться нам помогут Раин брат и зять, – объяснил я.
Когда мы подъехали к дому, обнаружили, что наши стулья и подставка вынесены на улицу, а в дверях стоит ветеран войны: на груди орден, на лице царапина и припухший глаз, в руках топор. На ногах он держался нетвёрдо, явно был нетрезв.
– Зарублю каждого, кто переступит порог! – проревел он, завидев меня.
Я не стал терять время на переговоры, а сразу пошёл за подмогой. Привёл свояка Николая Ситникова и шурина Ивана Морозова. Мы взяли стулья и подставку, понесли их перед собой,
Мы выгрузили и расставили по предполагаемым местам мебель. Мужчин поблагодарили и отпустили не солоно хлебавши – угостить нам их фактически было нечем.
Вскоре мы узнали, что семьи Василия и ветерана давно враждовали между собой. Причину я не знал и знать не хотел. Но вышло так, что Василий «на прощание» решил их наказать – не передавать им освободившуюся комнату, по закону положенную семье участника войны. Эта семья на двенадцати квадратных метрах жила впятером: ветеран с женой, их сын с женой и дочкой. Это, конечно, ужасная теснота. Но я-то ничего этого раньше не знал, а имея на руках ордер, тоже имел законное право на эту комнату, чем и воспользовался.
Вечером мы с Раей остались одни в отвоёванной комнате. Вдруг дверь без стука отворилась, и к нам зашёл ветеран. Он обратился ко мне:
– Ну, сусид, как будем жить вместе?
– Я думаю, нормально. Моя жена тоже так думает, – ответил я.
Наш сосед помолчал и ушёл.
За суетой и нервотрёпкой мы совсем забыли, что сегодня, 16 октября был день рождения (даже юбилей – двадцатилетие) моей любимой Раи. Решили, что отмечать в этот день уже смысла нет, и договорились, что соберёмся в какой-нибудь более подходящий день у нас со всеми родственниками, а заодно отметим и новоселье.
На следующий день меня вызвали в рудоуправление к заместителю директора по общим вопросам. Он попросил меня:
– Вы уж уступите комнату ветерану войны, а мы вам дадим благоустроенную квартиру. А то вы там покалечите друг друга.
Из этой просьбы я заключил, что накануне сосед побывал в этом кабинете и грозился мне расправой. В общем, я мог его понять, всё-таки администрация была виновата в том, что свела двух конкурентов с равными правами на одну и ту же жилплощадь. Если бы случилось что-то серьёзное, то и их могли привлечь к ответственности. Потому мне и обещали квартиру – лишь бы замять инцидент. Я ответил:
– Вы мне дайте квартиру, и я с удовольствием уступлю ему комнату. А пока мне надо где-то жить.
– Ну смотрите, чтобы без скандала.
После этих слов я понял, что никакую квартиру мне давать и не собирались. Так оно и случилось. Ни нам, ни нашему соседу жилья не предоставили, так что пришлось нам жить в одной квартире с общим коридором и кухней (которой никто не пользовался). Жили мы не сказать, что дружно, но ничуть друг другу не мешали.
Дом, в который мы заселились, был двухэтажным. В двух подъездах размещалось всего восемь квартир. Он был построен ещё в тридцатые годы для рабочих, которых выселили в конце 1942 года. Тогда на улице Милицейской расположилась одна из закрытых зон для военнопленных, считавшаяся самой крупной в городе. В конце улицы находился деревообрабатывающий цех, где немцы и румыны (а позже и военнопленные других национальностей) изготавливали мебель и другие изделия из дерева [43] . В те годы в нашем доме и ближайших домах жила охрана, в других домах поблизости – старшие офицеры вермахта, пленённые Советской армией. Лагерь был огорожен трёхметровым забором с колючей проволокой, а по сторонам и углам находились наблюдательные вышки.
43
Именно в этом цехе уже потом, в мирное время работал Николай Ситников, сделавший нам с Раей стол, о котором я уже говорил, тумбочку под телевизор и некоторую другую мебель. (Прим. авт.)