Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)
Шрифт:
— Пойдем или нет к начальнику? — спросил Головнин Павла Ивановича, нарочно не замечая Васиного выпада.
Он тогда почти первый раз шел с ружьем. Васе было некогда: помогал матери управляться по хозяйству. «Покажи Индусу ружье, и он отведет, где есть дичь», — напутствовал Вася Головнина. Индус и в самом деле резво побежал в лес. Головнин едва успевал. Прошли уже много, когда Индус посмотрел на спутника, а потом задрал морду кверху. На высоченной ели сидела какая-то птица, очевидно, рябчик. Головнину видна она была не вся, один хвост. Он выстрелил, птица сорвалась и улетела. Индус
Они стояли и смотрели на кирпичный особняк в глубине парка.
— Не удивлюсь, если начальником милиции окажется баба, — вздохнул Павел Иванович. — А страстей-то сколько наворочал! Я спать не мог, все гадал, какой разговор с этой Соколовой будет. Вот тебе и Соколова… Евгений Петрович. Ум за разум заходит, не могу найти объяснения, почему он это сделал?
Кабинет начальника милиции был на втором этаже. На двери висела табличка: «Майор Попко Иван Кузьмич». Павел Иванович чертыхнулся.
— Дам я ему по пятое число, — пробормотал он, имея в виду Ломовцева.
— Может, мальчики, сперва перепишем табличку на майора Карасева, с которым так свыклись, потом войдем, — пошутил Вася.
Павел Иванович открыл дверь, попросил разрешения войти.
Когда-то дом, наверно, принадлежал богатому заводчику. Сохранились высокие двустворчатые двери с медными причудливыми ручками, изразцовые печи. В кабинете начальника стояли часы под потолок в футляре из черного дерева, такого же дерева громадный стол с львиными головами у основания ножек. За этим столом сидел человек лет сорока с одутловатым лицом, с белесыми бровями, с короткой стрижкой таких же бесцветных волос. С близоруким прищуром оглядывал он вошедших.
Павел Иванович назвался и хотел уже объяснять, что привело их сюда. Майор слабо махнул рукой.
— Знаю, — сказал он утомленным голосом. — Колобков докладывал, как вы стукнули дверью. Следователь молодой, вполне понятно, что-то и недоглядел, но он честно хотел разобраться…
— В чем разобраться-то? — спросил Павел Иванович. — Неужели вы всерьез относитесь к жалобе Шумакова? Чего стоят его рассуждения о ружье и двух патронах.
— Я видел его и, признаюсь, поверил ему. Что о ружье, так то обычная человеческая слабость, бахвальство или, лучше сказать, неутоленное тщеславие… я, дескать, тоже не промах, да вот не повезло… Не стоило бы ему упоминать об этом. Мужика мы знаем немножко, знаем и не с лучшей стороны, но мужик, в общем-то, неплохой, хороший работник. Советовал бы поладить с ним миром.
— Это, значит, извиниться перед ним?
Иван Кузьмич пожал плечами: зачем, мол, задавать вопросы, когда все ясно.
— Не могу взять в толк, так все это нелепо, — опять сказал Павел Иванович. — Я пожилой человек, совершенно ни в чем не повинный, должен идти к человеку, который оклеветал меня, просить извинения… И ради чего? Ради своего
— Кто вам сказал, что ваше дело подсудное? — удивился майор.
У посетителей вытянулись лица. Вот так так! Зачем же их вызывали сюда, заставили нервничать? Зачем работники милиции занимаются пустопорожним делом?
— Зачем тогда все это разбирательство? Дан ход заявлению?
— Заявление мы обязаны были принять. — Глаза у Ивана Кузьмича прикрылись веками, не хотел показывать смертельную тоску в них, усталость. — И не только из-за боязни, из-за того, что Шумаков может написать жалобу еще куда-нибудь, хотя и это немаловажно, разбираться все равно придется. По долгу службы мы обязаны были принять заявление.
— Даже если оно заведомо ложное?
— Пожалуй.
— Простите, еще вопрос. Если бы мы первые написали на него жалобу, мы выглядели бы обвинителями?
Иван Кузьмич опять сказал:
— Пожалуй.
— Но это же неправильно!
— Что тут неправильного-то? На то мы и поставлены, осуществляем охрану порядка.
— Простите за нескромность. Как бы вы поступили на нашем месте, окажись перед снежными завалами?
— Я разыскал бы кого-то из руководителей колхоза или сельсовета и составил акт, а не лез с кулаками в чужой дом.
— С кулаками к нему не лезли, это его выдумка… Вы запамятовали, что вечер-то был предновогодний. Если бы никто не пошел с нами, тогда как?
— Ну, если… Много бывает «если», можно обойтись и без «если».
— Больше вы нам ничего не скажете?
— Я вам сказал, что дело ваше не подсудное, можете успокоиться, если только это вас беспокоит. — Майор рассмеялся. — Видите, сам не мог обойтись без «если».
Посетители с облегчением простились с ним.
В коридоре Павел Иванович горделиво сказал:
— С умным человеком куда как легко разговаривать. Умный человек твои доводы с полуслова понимает.
Вася Баранчиков обрадовался его словам, не к месту довольно громко пропел:
Тише, парни, топайте, Пол не проломите. У нас под полом вода, Вы не утоните.Головнин с легкой усмешкой смотрел на них. Ему казалось, узнав о главном, они упустили подробность.
«Почему майор сказал: „Если только это вас беспокоит“? Хотел спросить его и постеснялся».
На улице, подпирая дерево, их ожидал озябший Ломовцев. Вид у него был как у побитой собаки: кутался в воротник пальто, виновато косился. Павел Иванович стал собирать деньги на билеты — автобус уходил в город через двадцать минут. Павел Иванович намеренно не замечал Ломовцева.
— Ребята, сейчас подойдет машина. У меня знакомый здесь. Я договорился…
— Соколовой или Карасева машина? — почувствовав общее настроение, осведомился Баранчиков.
— Ну зачем вы так?