Ремонт человеков
Шрифт:
Он подошел к кромке тротуара и поднял руку.
Я стояла за его спиной и смотрела на дорогу.
Я ни знала о нем ничего, кроме того, как его зовут.
И его номера телефона.
И того, где расположен офис, в котором стоит компьютер, за которым он сидел, когда я вошла.
И еще я знала, каким он может быть сильным и грубым, и как я могу кричать, когда он входит в меня.
Хотя тогда, в ванной, я не кричала, но я хотела кричать, а значит, что и могла.
Первая машина не остановилась, не остановилась
Третья появилась сразу за второй и притормозила.
Он что–то сказал водителю, открыл заднюю дверцу и я села.
Сам он сел на переднее сиденье.
И даже редкие слова перестали падать.
Он молчал, машина ехала по вечерней улице, я смотрела в окно.
Самое странное, что запах стал еще сильнее.
Я чувствовала, что у меня больше нет воли, что я просто какой–то предмет, который везут.
Якобы пить кофе.
Или на самом деле пить кофе.
Просто ему захотелось выпить кофе и он прихватил меня с собой.
И я согласилась, вот только не спрашивайте меня, почему.
Ясно и так: за меня все решили и мне это стало приятно.
Мне стало приятно, что я могу не ломать голову над тем, соглашаться мне или нет, мне сказали: — поехали пить кофе!
И я поехала.
Машина остановилась, он расплатился, мы вышли.
Это точно была весна, потому что было тепло. А значит, что я была в одном платье.
Мы вошли в подъезд, он вызвал лифт.
На бетонный и грязный пол подъезда упало слово: — Приехали!
Дверь лифта открылась, он пропустил меня вперед. Помню каждое мгновение, будто это случилось сегодня утром. То есть, когда одна часть меня была у Седого, вторая все еще ехала с ним в лифте. Восемь лет назад.
Лифт остановился.
Он вышел вперед и пошел к дальней на площадке двери.
Я тащилась за ним, ноги отчего–то начали подгибаться.
— Заходи! — сказал он, открывая дверь.
Я вошла и осмотрелась. Напротив висело зеркало и я сразу уставилась на себя.
Я была бледной и глаза нездорово блестели.
— Хочешь сигарету? — спросил он.
И добавил: — Так я иду варить кофе?
Я кивнула головой. Два раза. Два кивка. Мне было не по себе. Я вдруг поняла, что боюсь. Не его, просто боюсь. По крайней мере того, что входная дверь откроется и кто–нибудь войдет. К примеру, та женщина, с которой он был в гостях у моего брата. В тот самый день, когда…
— Подожди меня в комнате, — сказал он, предлагая мне пройти.
В комнате между двумя книжными шкафами стояло кресло. Уютное большое кресло, которое обещало мне какое–то подобие укрытия.
И я забралась в него с ногами, чувствуя, как по груди текут струйки пота.
Мне хотелось в душ, хотелось смыть с себя этот страх.
Рядом со шкафами стоял письменный стол и еще одно кресло. Напротив была тахта. И еще напротив — телевизор.
— Музыку включить? — спросил он
— Нет, — отчетливо проговорила я и не узнала своего голоса. Мне было двадцать восемь и я никогда еще не оказывалась в таком дурацком положении. Но я сама напросилась. За мной закрыли дверь, меня поймали и заперли на ключ. Я могла сидеть дома и быть в полной безопасности с тем мужчиной, что ждал меня дома. Вот только нужна ли мне была та безопасность?
Он вошел в комнату, в руках у него был поднос с двумя чашечками кофе.
— Я тебя забыл спросить, — сказал он, — ты пьешь с сахаром или без?
Столько слов одновременно еще не падало, я смотрела, как они посверкивают и поблескивают на ковре.
— С сахаром, — тихо ответила я и взяла чашечку в руку.
И вдруг успокоилась. Сейчас я допью кофе, скажу «спасибо» и пойду домой.
Это лучшее, что я могу сделать.
Выпить кофе, сказать «спасибо» и пойти домой.
И думать по дороге о том, какая я дура.
Унюхала запах и пошла, а запах оказался обманчивым. Ложный запах, который ни к чему не привел.
Я закрыла глаза и отчего–то начала считать про себя. Один, два, три, четыре, пять…
На «пять» я сделала первый глоток, кофе был вкусным, я решила сделать еще глоток и потом уже определить, что может входить в это понятие — «вкусный кофе» — и отчего–то открыла глаза.
Он сидел рядом, почти соприкасаясь со мной коленями и пристально смотрел на меня.
И я почувствовала, что сейчас невольно разожму пальцы и чашечка упадет на ковер. И если не разобьется, то кофе все равно выльется и будет пятно. И его надо будет замывать, и мне придется ползать по этому ковру с мокрой тряпкой в руках.
— Поставь, — сказал он.
Дрожащей рукой я поставила чашку на стол.
Он вдруг улыбнулся и взял мою руку в свою.
А затем встал и второй расстегнул молнию у себя на джинсах.
Оттянул резинку плавок и я увидела то, что еще не видела.
Что только чувствовала в себе тогда, в ванной.
Он у него был красивым, с открытой головкой. И это мне понравилось больше всего.
Я облизала губы, а потом осторожно взяла его в рот.
Он придерживал мою голову той же рукой, которой до этого расстегнул джинсы.
Головка была соленой и вкусной, и я продолжала ее облизывать.
— Глотни кофе, — вдруг сказал он каким–то странным голосом.
Я послушно отстранилась от него и пригубила кофе. А потом опять взяла его в рот.
Мне до сих пор абсолютно не стыдно вспоминать все это. Как я сидела с ногами в его кресле, пила его кофе и сосала его…
Вот только сейчас я это слово не могу выговорить.
Но я сосала его, я сглотнула кофе и втянула его в себя еще глубже.
Его рука надавила мне на затылок сильнее, я почувствовала, что он залазит мне в горло и я могу задохнуться.