Ремонт человеков

Ткаченко Катя

22

А еще мне хочется закричать, что это мой отец.

И я это делаю.

Во сне.

Я кричу, что это мой отец.

Потерянный обретенный, обретенный, но еще не потерянный.

Мой, только мой.

И я его никому не отдам.

И прежде всего — Майе!

Я ненавижу ее сейчас.

Я хочу выцарапать ей глаза.

Ее прекрасные зеленые глаза.

У меня никогда не было таких.

У меня просто карие глаза.

Обыкновенные

карие глаза.

Такие, как у многих.

У большинства.

Почти у всех.

А у нее они зеленые.

Я сплю и во сне выцарапываю у нее глаза.

И когтями рву ее грудь.

Смуглую грудь с неприятными белыми пятнами.

А потом убиваю ее.

Ножом.

Как в том рассказе, что на дискете.

Может быть, я сама написала его.

Хотя и не помню.

Я знаю одно: сейчас я сплю.

И это — самое мерзкое.

Я не должна спать, мне надо бодрствовать.

Чтобы выжить.

Чтобы защитить своего отца.

Чтобы оставить его себе.

Чтобы он был только мой.

В левой комнате внезапно зажигается свет.

Сквозь сон я догадываюсь, что опять сработало реле.

Кто–то повернул выключатель.

Кубик проснулся.

Я сплю, а он — нет.

Мой муж видит сны.

Как и я.

Я вижу то, что видит он.

Я вижу его сны.

Они мне снятся.

И я вижу свою мать.

Я не знаю, что она здесь делает.

И только догадываюсь, где это — здесь.

Я вижу мать, идущую по пляжу.

Странному пляжу с мокрым желтым песком.

Крупнозернистым.

На таком не всегда приятно лежать.

Но мать идет не одна.

Они идут рядом с ней.

Мой муж и Н. А.

Майи нет рядом, Майя убита, у нее расцарапана грудь и выцарапаны глаза.

Царапины и рапаны.

Панцири и каракатицы.

Они покрывают пляж поверх песка.

Раковины рапанов, панцири морских ежей и дохлые тушки каракатиц.

И еще — морские звезды.

Множество морских звезд, медленно шевелящих лучами.

Пятиногие и шестиногие.

Пять лучей и шесть лучей.

Шевелящихся.

Подрагивающих.

Переползающих с места на место.

Так медленно, что это почти незаметно.

И они идут, ступая прямо по ним.

По морским звездам.

По раковинам рапанов.

По панцирям морских ежей.

По дохлым тушкам каракатиц.

Я не знаю, куда они идут и что тут делает моя мать.

Мне не нравится, что она идет с ними, я жду подвоха.

И я боюсь за своего отца.

Я его только недавно нашла.

Мне плевать на то, что он такой.

Он может быть еще хуже, он может быть вообще исчадием ада.

Но

он — мой отец.

Он идет впереди, позади него — моя мать.

Муж идет последним.

На них с криком пикирует большая серая чайка.

Она пытается клюнуть отца в голову.

Я хочу крикнуть ему: — Берегись! — но у меня получается только шип.

Как у змеи.

Я шиплю, как змея.

Я ползу за ними, я пытаюсь вползти, вскользнуть, протиснуться в ярко освещенную комнату.

Ту самую, что в левой половине головы.

В левом полушарии мозга.

Куда в жизни мне вход запрещен.

В их мир.

У них — свой мир, у меня — свой.

У каждого из нас так, твой мир и их мир.

В одной половине головы и — в другой.

Внезапно мать исчезает, как исчезает и пляж.

И вся эта морская живность, не вызывающая никакой радости.

Лишь гадливое чувство, как при виде сбитой машиной кошки на дороге.

Когда внутренности смешаны с шерстью и кровавый след тянется на несколько метров.

Он все еще спит, я тоже сплю.

Мы оба спим.

До этого мы занимались любовью, и я была счастлива.

Я сделала так, чтобы мне было хорошо.

И ему — тоже.

Чтобы нам было хорошо, но потом все это исчезло.

Лопнуло, рассыпалось, распалось, разлетелось на мельчайшие кусочки.

В голове зажегся свет, кто–то нажал кнопку.

Я думаю, что это Седой.

Он никогда не спит, он ремонтирует.

Ремонт человеков, то есть — нас.

Он хихикает и что–то подкручивает плоскогубцами.

Или как там еще называются эти штучки?

Вот он берет отца и откручивает ему ноги.

Я не знаю, зачем, но я вижу, как он это делает.

Хотя я не понимаю, в какой половине головы это происходит.

В левой или — в правой.

То есть, это мой сон или это сон моего мужа?

Я хочу закричать — чей это сон?

Но вместо крика все тот же шип.

Я — змея.

С холодными глазами и с переливающимся рисунком на коже.

Геометрически правильным и очень красивым.

Желто–черные ромбики с белой окантовкой.

Змея, пьющая по утрам кофе.

Змея, которая любит, когда ее ебут.

Но все равно — змея.

Я — змея.

Куда они идут сейчас, мой отец и мой муж?

И куда они дели мою мать?

Змея не успевает за ними, хотя пытается ползти изо всех сил.

Но они идут быстро, какие–то холмы вместо пляжа.

Ровные и покрытые высохшей бурой травой.

Безжизненные холмы и палящее солнце.

Мне хочется заползти в первую попавшую расщелину и дождаться ночи.