Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

Маркаль Жан

Однако не стоит думать, что Ренн-ле-Бен — это всего лишь водолечебница. Прежде всего это приход. Приход, в котором с конца XIX века по начало XX века царил аббат Буде, лингвист и археолог, изучавший свой край при помощи довольно необычных «лингвистических» и «археологических» методов. Ходит мнение, что именно он был тайным вдохновителем и, что называется, властителем дум своего собрата в Ренн-ле-Шато, аббата Соньера. Поэтому нелишним будет узнать, что представляет собой еще один из «подопечных» аббата Буде: храм Ренн-ле-Бен.

У человека, попавшего под своды этого храма, возникает ощущение, что он проник в сакральное место (на самом деле это сакральное место находится в самой деревне, ставшей его неотъемлемой частью). Правда, это странное ощущение исчезает, как только человек оказывается на деревенском базаре, где продается все и вся. Тем не менее храм Ренн-ле-Бен — это истинное святилище, созданное для молитв и уединения, его невозможно заподозрить в каких-либо «тайнах проклятого золота» или «обратных мессах». Простота приходской церкви Ренн-ле-Бен граничит со строгостью, присущей янсенистам. В ней нет ничего неестественного, несмотря на то, что в ходе времен ее внешний и внутренний облик

не раз подновляли. Горожане, гордящиеся своей церковью, в стенах которой они порой предаются духовному созерцанию, поддерживают храм в хорошем состоянии. Наверное, в таком месте ничто не мешает молитве и спокойным размышлениям — как на древних священных полянах друидов, затерянных в сердце леса, где происходило единение человека с природой и равным образом со всем существующим, великое единение существ и вещей, к которому стремится Мироздание.

И все же во внутреннем убранстве этой церкви есть одна любопытная деталь. Речь идет о картине, с художественной точки зрения ничем не примечательной: несмотря на то, что она названа «Христос с зайцем», на самом деле это пьета, которую можно найти во многих христианских храмах. Произведение это довольно древнее, оно было подарено приходу поместным сеньором Полем-Урбеном де Флери, владевшим «Бен-ле-Ренном» в XVIII веке. Возможно, оно не привлекало бы внимания посетителей, если бы оно не было искаженной, точнее, зеркальнойкопией полотна, написанного в 1636 году Ван Дейком, оригинал которого хранится в Музее изящных искусств Антверпена. Можно бесконечно долго рассуждать о тех или иных деталях «Христа с зайцем»: бесспорно, они обладают неким особым смыслом — но каким? Искатели сокровищ не упускают случая досконально изучить картину в поисках «ключа», но тщетно. Еще никому не удалось расшифровать «послание», заключенное в этой картине — или удалось, но удачливые «дешифраторы» не сочли нужным обнародовать свое открытие. Проблема в делах такого рода — то неизбежное переплетение истины и лжи, чистосердечия и надувательства, которое автоматически возникает при любой попытке истолковать символ. Тот, кому удается найти решение предлагаемого ребуса, всегда стремится утаить его от других. Порой из-за обычного тщеславия, а порой из-за веры в то, что истина может открыться лишь в конце долгого пути, который помпезно называют инициатическим. Дойти до центра темного холма невозможно, если тому не предшествовали этапы инициации, дающие право на входв ту область, где темнота царит в своей полной силе.

Визит в церковь будет неполным, если по его окончании не заглянуть на прилегающее к храму кладбище, уединенное тихое место, избежавшее горькой участи кладбища Ренн-ле-Шато. Здесь никто не раскапывает могил в надежде отыскать баснословные сокровища, никто не тревожит покоя мертвых… Здесь есть лишь то, что тревожит воображение живых: гробница того самого Поля-Урбена де Флери, который подарил храму «Христа с зайцем». Точнее, тревожит и вызывает изумление тот факт, что могил у вышеозначенного сеньора… две, а даты рождения и смерти, начертанные на двух его могильных плитах различны. Об эпитафии «Он прожил жизнь, творя добро» твердо можно сказать лишь то, что это розенкрейцеровская формулировка. Вопросов по поводу этой гробницы множество. Почему на могильных плитах намеренноперепутаны даты? Почему у одного и того же человека (в чем нет никакого сомнения) две могилы? Какая из этих гробниц ложная, а какая настоящая? Любой поиск, предпринятый в Разе, рано или поздно приводит к этому двойному могильному камню, неизбежно вызывающему удивление. По всей видимости, кладбище в Ренн-ле-Бен не столь уж и нейтральное место, каким оно могло показаться на первый взгляд. Не стоит забывать о том, что на его месте когда-то, до прихода в Галлию Цезаря, находилось древнее галльское святилище. Об этом обстоятельстве некоторые люди прекрасно знали еще в XVIII веке, о чем свидетельствуют два погребальных памятника Поля-Урбена де Флери, бесспорно, члена братства розенкрейцеров. Они оставили знаки, которые сможет понять каждый, кто решится пройти через испытание, или, если предпочтительнее, инициацию. Все остальное можно смело назвать беллетристикой, написанной ради сенсации, в том числе и «научные» расшифровки «Истинного кельтского языка», воссозданного аббатом Буде.

Исследование таинственного Разе на Ренн-ле-Бен не заканчивается, хотя, не будем скрывать, именно это место является центром на нашей «сакральной карте местности». Если направиться к северу, а затем повернуть на восток, в сторону Мутуме, перед глазами появится деревня Серр, а далее, перед Арком, что находится в общине Пейроль, лучше всего сделать остановку в деревушке Понтий. Неподалеку от нее виден настоящий менгир, «Peyro Dr'eto» («Поставленный камень»), как называют его местные жители. Но, как верно заметил Пьер Жарнак в своем произведении, посвященном «делу» аббата Соньера, [22] «к вящей досаде древнего менгира, его престиж был неожиданно подорван появлением в округе памятника, сооруженного не в столь далекие времена. Его называют „Гробницей Арка“. Эта могила, упрятанная в куще деревьев, находится на краю обрыва, у маленького моста, перекинутого над пересохшим руслом источника Крус… Своей формой она напоминает параллелепипед, увенчанный усеченной пирамидой». Итак, монумент, отнявший славу у достойного менгира, — гробница, способствовавшая появлению самых различных гипотез, порой выходящих за рамки разумного. Существует мнение, что это знаменитая гробница, изображенная Пуссеном на картине «Аркадские пастухи», не раз появляющейся на страницах «дела Ренн-ле-Шато». Говорят даже, что это полотно, выставленное в Лувре, внимательно изучал кюре Ренн-ле-Шато во время своего пребывания в Париже, куда он отправился, дабы расшифровать найденные им в церкви документы: аббат даже приобрел его копию. И все же, как бы это ни разочаровало читателя, следует признать, что гробница у деревни Понтий появилась позже, чем картина Пуссена: таким образом, реальность и вымысел в некотором смысле поменялись местами.

Благодаря документам стало известно, что «Гробницу Арка» возвел для своей усопшей бабушки некий Луи Гальбер, и произошло это… в начале XX века. Спустя некоторое время новый владелец этих мест, американец Льюис Бертрам Лоуренс, привел гробницу в надлежащий вид. Самое поразительное то, что пейзаж этой местности напоминает тот, что изображен на полотне Пуссена. Без сомнения, в этом кроется тайна. Ведь изречение «Et in Arcadia ego», которое пытаются разобрать пастухи на картине, сразу же напоминает о том, что Разе часто сравнивался некоторыми авторами с греческой Аркадией. Название реки Реальзе, вьющейся в долине Арк (и давшей имя государственному лесу, расположенному на юге), может означать «королевская вода». Пастух, изображенный на картине, касается рукой шеи другого пастуха, в то время как один из горных изгибов, виднеющийся позади настоящей гробницы, носит имя «Col d'Al Pastre». Очевидно, что Никола Пуссен сознательно стремился к тому, чтобы изобразить именно этот пейзаж — но зачем? Вот в чем вопрос! Как и в том, зачем в 1900 году Луи Гальберу понадобилось сооружать гробницу именно в этом месте. Удастся ли кому-либо проникнуть в эту тайну, побывать наконец в этой знаменитой Аркадии, где несет свои воды подземная река Алфей?

22

P. Jarnac. Histoire du tr'esor de Renne-le-Ch^ateau, 1985, p. 400–401.

Остается лишь добавить, откуда пошло название деревни Арк. В ее имени можно увидеть и area («арка, свод»), и arcane («секрет»). Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы сделать из «Гробницы Арка» и картины Пуссена (чья «зеркальная» копия находится в Англии) ключ ко всем тайнам Разе. Но, к сожалению, вплоть до сегодняшнего дня никому не удалось им что-либо открыть: тайный смысл картины или ее изречения по-прежнему остается тайным. Что же касается имени Арк, его истинное значение заставит любителей тайн приуныть: слово «Арк» произошло от латинского «ахе» (во множественном числе «arces»), означающего крепость, цитадель.

Таким образом, в имени Арк закрепилась память о замке, когда-то находившемся на месте деревни. В этом факте нет ничего удивительного, особенно если вспомнить, что на западе, на склоне той же горы, сохранились руины замка Кустоссы. Вероятно, этот топоним происходит от латинского «custodia» («стража, сторожевой пост»), что не противоречит истине, поскольку замок действительно расположен в том месте, откуда лучше всего следить за тем, что происходит ниже, в долине Сальсы.

Однако христианским городом Разе остается Але, в настоящее время простая деревня, спрятавшаяся в отрогах долины Од, между Лиму и Куизой. Местный историк, аббат Ласер, описывает Але как «цветник, укрытый в очаровательной долине, которую Бог одарил всеми природными дарами». [23] Средневековый городок, сохранившийся в прекрасном состоянии благодаря частым реставрациям, поистине восхитителен, а окрестный пейзаж чарует глаз. Целебная вода сделала этот край известным, первые упоминания Але связаны с минеральными источниками, используемыми еще в галло-романскую эпоху. Але и сейчас считается водным курортом, привлекая тем самым множество туристов, желающих подлечиться.

23

T. Lasserre. Recherches historiques sur la ville d’Alet et son ancient diocese, Carcassonne, 1877.

Деревня расположена на левом берегу Од: на западе ее границы омывает река, а на севере — воды источника Каден. Эти две естественные преграды дополнены укреплениями, окружающими городок с пяти сторон. От центральной площади расходятся шесть больших улиц, одна из которых ведет к входу в аббатство, а другая тянется по деревне с севера на юг, от Ворот Каден до Ворот Кальвьер. Когда в 1776 году монахи уступили часть своих земель, деревню и аббатство разделила новая дорога (ныне дорога D 118), позволявшая переправиться на другой берег по мосту, появившемуся в XVII веке; этот мост принял на себя всю тяжесть, которую доселе испытывал его северный сосед, построенный во времена средневековья.

Дома Але до сих пор сохраняют единство стиля. Центральную площадь окружают фасады фахверков с резными брусьями. На узких улочках города можно заметить, в частности, то, что называют «романским жилищем»: первый этаж пронизан шестью низкими арками, а второй деревянный этаж, выступающий над первым, снабжен двумя великолепными окнами, полуциркульные арки которых опираются на колонны с капителями с орнаментом в виде листьев. Это очень редкий, удивительный образец гражданской архитектуры 1200 года.

Аббатство, занимавшее когда-то обширную территорию, сохранилось лишь частично. Его колокольня исчезла полностью, а древняя монастырская церковь, впоследствии ставшая кафедральным собором, превратилась в руины, получившие статус «памятника под охраной государства». С северной стороны собора можно увидеть хорошо сохранившиеся боковые нефы и часть центрального нефа, где находится дверь, ведущая к тому, что было монастырскими постройками, в частности к красивому залу капитула. Сквозь руины алтарной части, выполненной в готическом стиле в 1318 году, когда в Але было учреждено епископство, можно увидеть почти целую романскую абсиду, соединенную с нефом при помощи арки с модульонами в виде растительного орнамента. Арку поддерживают две колонны с искусно сделанными капителями и абаками. Сферический свод абсиды, пронизанной глубокими окнами с внутренними откосами, покоится на междуэтажном карнизе, украшенном орнаментом наподобие четок. Романская абсида Але, предвосхитившая абсиду собора Сен-Жак в Безье, поражает своей оригинальностью. Вероятно, первое аббатство Але, выстроенное в романском стиле, послужило моделью аббатству Сен-Жюст в Каркасоне, в то время как его перестройка произошла под влиянием аббатства Сен-Сернен в Тулузе. Несмотря на то, что этот ансамбль относится к двум различным эпохам и стилям, он все же сохранил архитектурное единство, являя собой мощное сооружение, поражающее как смелым конструктивным решением, так и богатым убранством. Жаль, что стены этого древнего аббатства не пощадило ни время, ни люди: вне всякого сомнения, оно было бы одним из самых красивых памятников средневековой архитектуры, жемчужиной Лангедока, которому все же не хватает святилищ, поражающих воображение.