Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота
Шрифт:
Но, к сожалению, информация о записи в расходной книге поступила из источника по имени Пьер Плантар де Сен-Клер: он упомянул об этих счетах в предисловии к «Истинному кельтскому языку», переизданному в 1978 году. [63] Дело в том, что вышеупомянутый Пьер Плантар является если не создателем, то, по меньшей мере, инициатором создания «мифа о Соньере», зародившегося в 1956 году. Его утверждениям сложно поверить на слово, тем более что бумаги аббата Буде всегда хранились в Акса, в семейном архиве священника, но никто до сего момента так и не смог подтвердить подлинность этих довольно-таки странных «даров на имя Мари Денарно». Все это, безусловно, наталкивает на размышления.
63
Paris, editions Belfond, 1978.
Анри Буде родился в Кийане 16 ноября 1837 года. Живой и острый ум мальчика, подмеченный викарием Кийана, послужил ему пропуском в семинарию Каркасона. Анри превосходно учился, получил право преподавать английский, был посвящен в сан и работал в двух приходах, после чего в 1872 году его назначили кюре Ренн-ле-Бен. В этом приходе он оставался вплоть до 1914 года, впоследствии, выйдя на пенсию, он переехал в Акса к своему брату-нотариусу. Аббат Буде вел простой и спокойный образ жизни, прихожане вспоминали о нем как о хорошем священнике, который, несмотря на любовь к археологии и лингвистике, никогда не пренебрегал своими обязанностями. Своим научным увлечениям он посвящал лишь свободное время (а его, надо сказать, хватало в деревенском приходе!). Его связь с семьей, сестрой и матерью, никогда не прерывалась. Он не был задействован в каких-либо скандальных или таинственных историях. Конечно, «аббат Буде был не так беден, как хотелось бы думать… Он был выходцем
64
Именно он является автором-составителем знаменитой карты, опубликованной в «Истинном кельтском языке». Подпись Эдмона Буле, поставленная внизу карты, породила на свет множество толкований: читатели «Истинного кельтского языка» решили, что в ней кроется послание, зашифрованное путем словесной игры.
65
Pierre Jarnac. Histoire du tr'esor de Rennes-le-Ch^ateau, p. 278. Пьер Жарнак, в свое время работавший с архивами Буде, разыскивал этот знаменитый «дар на имя Мари Денарно», он не преминул сообщить об этом.
Но раз жизнь аббата Анри Буде настолько проста и безупречна, ее стоит «малость подсолить и поперчить», пускай даже ценой невероятной подтасовки фактов. Видимо, именно так решили изобретатели «мифа о Соньере», вытащив из тьмы забвения некоего аббата Куртоли и заставив его высказаться на страницах сборника «Гравированные камни Лангедока» некоего Эжена Стублейна, местного ученого конца XIX века и видного археолога. От себя лишь добавлю, что в предыдущем предложении следовало бы по меньшей мере два раза поставить штамп «лжесвидетельство»: дело в том, что аббат Куртоли никогдане писал предисловия к книге Эжена Стублейна, а Эжен Стублейн в свою очередь никогдане писал такой книги. Действительно, в ранней юности Жозеф Куртоли был знаком и с Анри Буде, и с Беранже Соньером. Это был добросовестный честный священник, оставшийся в памяти как большой оригинал и неутомимый исследователь. Его тихая безукоризненная жизнь подошла к концу в 1964 году, в возрасте семидесяти одного года священник тихо скончался в родной деревушке неподалеку от Лиму. Но вот что действительно любопытно: в 1966 году, спустя два года после собственной смерти, аббат Куртоли умудрился написать предисловие к «Гравированным камням Лангедока» псевдо-Стублейна! Более того, предисловие наполнено таким неимоверным вздором, что я не удержусь от желания привести несколько примеров. «В 1908 году я провел два месяца в гостях у Соньера в Ренн-ле-Шато, мне было тогда почти восемнадцать лет. Ренн-ле-Шато — восхитительное, но продуваемое насквозь местечко. Соньер обращал на себя внимание с первого взгляда. С его помощью я нарисовал маленькую картину в церкви Ренн-ле-Шато…» [66] Затем он переходит к аббату Буде: «Аббат Буде — о, это целая история! Он покинул Ренн-ле-Бен в мае 1914 года, потому что у него были какие-то неприятности с епископством… [67] Его рукописи были уничтожены у него на глазах, а книга „Лазарь“ даже сожжена. [68] В мае 1914 года на место кюре Ренн-ле-Бен был назначен аббат Ресканьер, миссионер из епархии, попытавшийся прояснить темные стороны „дела Буде — Соньера“, но в понедельник, 1 февраля 1915 года, где-то во втором часу ночи, к нему пришли два человека, не оставившие после себя никаких следов. Утром аббата нашли мертвым, он был одет и лежал на полу. Причина его смерти до сих пор остается тайной». [69]
66
Куртоли действительно помог Соньеру подновить картину, изображающую Марию Магдалину.
67
Лжесвидетельство. Постаревший утомленный аббат Буде не мечтал ни о чем более, как уйти на пенсию.
68
Лжесвидетельство. Буде никогда не писал такой книги, равно как и то, что его рукописи никто не уничтожал и не сжигал. Чтобы роман стал интригующим, необходимо было снабдить его если не святой инквизицией, то хотя бы намеком на нее: такая аллюзия понятна всем и каждому!
69
На самом деле Ресканьер умер от припадка, но такая деталь показалась изобретателям сенсационного романа слишком прозаической.
Но и это еще не все. Далее Жозеф Куртоли рассказывает о смерти самого Буде. «Буде находился в Акса в угнетенном состоянии духа. 26 марта 1915 года он решился написать епископству о своих предположениях по поводу смерти Ресканьера, [70] но, когда 30 марта 1915 года уполномоченный епископства прибыл в Акса к восьми часам вечера, аббат Буде скончался от ужасного приступа незадолго до его приезда. В этот день к нему приходили двое неизвестных…». Да, подобное признание украсило бы любую детективную повесть или роман ужасов. Два священника, умирающие при странных обстоятельствах, после визита двух неизвестных, следов которых не обнаружено… В средние века непременно решили бы, что эти два незнакомца (одетые неизменно в черное) были дьяволами, посланными Сатаной. В наше время о них предпочли молчать — и напрасно. Такое умалчивание немедленно породило на свет следующее предположение: таинственные «вестники смерти» были членами тайного общества, в которое входили Буде и Соньер, — или же это были члены другого, враждебного общества, стремившегося завладеть секретами церковной братин. За образец для подобных россказней был взят случай, реально произошедший за двадцать лет до описанных событий, — убийство аббата Жели. Вдохновленные этим «сюжетным ходом», сочинители добавили еще несколько таких же «смертей», чтобы приукрасить сюжет и вдобавок обвинить Соньера. Конечно, ведь влачивший жалкое существование Соньер вновь стал богатым именно после смерти аббата Буде! После ознакомления с такими «убийственными деталями» складывается такое ощущение, что кому-то очень нужно было очернитьСоньера и Буде ради того, чтобы заострить внимание на тайне, окутавшей «дело Ренн-ле-Шато». [71] К чему же в подобной истории следует отнестись с подобающим интересом? Ни к чему.
70
Нет ни единого следа этого письма.
71
Обо всей этой махинации и о той роли, которую заставили сыграть аббата Куртоли против его воли, подробно рассказано в произведении Пьера Жарнака, с. 268–278.
Аббат Анри Буде и аббат Беранже Соньер были коллегами в приходах, расположенных по соседству. Их связывало много общего, что стало причиной обоюдной симпатии и дружеских отношений, — в частности, любовь к родному краю, к стране, которую оба они (правда, каждый по-своему) стремились прославить далеко за ее пределами. Соньер работал над ее «внешним обликом», создавая архитектурные памятники, которые могли бы привлечь в этот затерянный край толпы паломников. Буде предпочитал работать в молчании, восславляя «внутренний облик» родного края в своих книгах, призванных очаровать читателей историей графства Разе и его достопримечательностями. Однако повторю еще раз: все имеющиеся в нашем распоряжении документы в совокупности с позднейшими находками не дают нам никакогоправа утверждать, что аббат Буде был вдохновителем Соньера, оплатившим некую миссию по приказу общества-фантома. Ничтов них не подтверждает гипотезу о существовании этого общества, затеявшего странную игру, правила которой непонятны так же, как и намерения тех, кто намеренно искажал факты этого дела, превращая роман об аббате Соньере в достойный образчик английской готической прозы конца XVIII века. Тень аббата Буде, если она и появляется за спиной аббата Соньера, не вызывает ни тени беспокойства, в ней нет ничего дьявольского. Конечно, это великая потеря для готического романа, но для нашей истории это неоспоримый факт.
1 июля 1886 года, вернувшись из духовного училища Нарбона, куда аббат был «изгнан» при уже известных нам обстоятельствах, Соньер вновь принял на себя управление приходом. В то время в жизни аббата еще не
Ханжеский клерикализм — вот то определение, которое полностью подходит к духу, царящему во Франции в конце века. Поражение 1870 года, вмененное в вину Наполеону III, заставило определенные круги общества (называющие себя «элитарными») задуматься о том, как поправить дела «бедной милой Франции», отданной на растерзание «красным» и франкмасонам, которым в свое время покровительствовал Наполеон Бонапарт, этот достойный наследник революции. [72] На помощь «младшей дочери Церкви, вероломно предавшей свою миссию», устремилась партия монархистов, не терявшая надежды управлять страной, которую поддерживало папство, никогда еще не бывшее столь реакционным и антипопулистским. Все это не ирония и не розыгрыш: это социальная, религиозная и политическая обстановка во Франции конца XIX века. Потеря Эльзаса и Лотарингии. Седанская катастрофа. Низложенный император. Дни Парижской коммуны, несущей страшную угрозу французскому обществу. И наконец, предостережения, посланные самими Небесами… О том, какая страшная участь ожидает Францию, если та пойдет на поводу у республиканцев и демократов, этих хитрых слуг дьявола, страну предупредила сама Дева Мария! Произошло это в 1846 году в местечке Салетт-Фаллаво, расположенном в департаменте Изер, в диоцезе Гренобля: Богоматерь явилась двум ребятишкам-пастушкам. Пастушок Максимен Жиро позднее отречется от своих слов перед кюре Ара и закончит свою жизнь в беспробудном пьянстве. Пастушка Мелани Кальва окажется двоюродной сестрой Эммы Кальве, предполагаемой любовницы Соньера, но «официальной» любовницы Жюля Буа, входящего в различные эзотерические общества. И наконец, само название «Фаллаво» означает «Долина обмана» — действительно, чем не «предостережение с небес»? В ходе процесса 1855 года выяснилось, что автором этого «видения» была экзальтированная аристократка Констанция де Ламерльер, защитником которой выступил адвокат-франкмасон Камилл Пеллетен, впоследствии ставший министром. Режиссер этой «постановки» так не призналась, что подтолкнуло ее взять на главную роль Матерь Божью. Впрочем, нет никакого сомнения, что Констанция де Ламерльер руководствовалась указаниями монархистов-легитимистов и интегристов, в то время подрывавших устои французского общества, желая вернуться к прежнему режиму. Для столь «благой цели» были хороши все средства, в том числе и мошенничество. Веком позднее, когда «третий секрет» Салетты наконец был обнародован, даже папа Иоанн XXIII воскликнул, что речь идет о колоссальнейшей глупости.
72
Сам Наполеон Бонапарт франкмасоном не был, но его брат Люсьен им был. Известно, что именно Люсьен «сделал» своего брата императором в день 18 брюмера, в чем ему содействовали масонские ложи Франции и Наварры, а также другие европейские ложи.
Целью этой злокозненной «постановки видений» было желание навести ужас на верующих. [73] После печальных военных событий 1870 года партия монархистов-легитимистов и интегристов сочла нужным приврать в очередной раз. Так на свет всплыло дело Паре-ле-Моньяль (департамент Сон-е-Луар), где двумя веками ранее, 16 июня 1671 года, монахине Марии Маргарите Алакок было видение Христа, поведавшего ей, что Франция будет спасена от врагов, если целиком посвятит себя Святому Сердцу Иисусову. Поражение Франции, рост синдикализма, первые успехи марксистской доктрины и, главное, неожиданное стремление некоторых правоверных христиан перейти на сторону социальной демократии [74] — все это привело к сильнейшей реакции в обществе, умело подогреваемой представителями легитимистского претендента. Паре-ле-Моньяль — это провинция, [75] следовательно, культ Святого Сердца Иисуса, покровителя Франции и легитимной монархии, необходимо распространить и в других регионах, в частности в Париже. Разве не этот добрый покровитель (разумеется, при небольшой помощи организатора массовых убийств Адольфа Тьера) уберег французскую столицу от гнусной Коммуны, этого порождения дьявола или, во всяком случае, его пособников, социалистов и коммунистов, для которых существует лишь один священный текст: «евангелие святого Маркса»? Разумеется, столицу спас добрый гений Франции — следовательно, Парижу как можно скорее нужно отблагодарить спасителя путем возведения очередного архитектурного монстра. Им станет Сакр-Кер, «собор из папье-маше» напоминающий огромное кондитерское изделие, невесть как очутившееся на Монмартском холме. Но кто оплатит счет его «кондитеру»? Конечно, верующие: будьте уверены, умело организованная подписка заставит их раскошелиться. Однако, помимо пожертвований парижской паствы, на строительство собора будет перечислено пятьсот тысяч франков золотом, и пожалует столь значительную сумму не кто иной, как господин граф Шамбор. В то же самое время его сторонники без устали твердят, что «Франция будет спасена лишь в том случае, если она целиком посвятит себя Святому Сердцу».
73
Впрочем, обвинение в злокозненных махинациях нисколько не помешало сегодняшней Салетте быть местом частого посещения, что приносит ей неплохую прибыль: первое качество центра паломничества. Порой кажется, что чем больше обвинений в мошенничестве, тем больше успеха у таких мест.
74
Так во Франции зародилось течение «Борозда», идейным вдохновителем которого был Марк Саньер, осужденный папой до того, как он встал во главе «христианской демократии».
75
Ныне в Паре-ле-Моньяль намечается всплеск общественной активности, но не только из-за традиционного паломничества. В этом месте собираются интегристские группировки с довольно темными целями и сторонники «харизматического» течения, чьи истинные намерения (как и источник их финансирования) неясны.
Итак, вернемся к нашему аббату. В 1885 году, через два года после смерти графа Шамбора, от его вдовы Беранже Соньер получает в безвозмездное пользование 3000 франков. Конечно, в сравнении с 500 000 франков, отданных на строительство Сакр-Кер, такая сумма вызывает улыбку, но она, тем не менее, прекрасно выявляет намерения Соньера и некоторых интегристских кругов, ожидающих от аббата определенных действий.Достаточно лишь сравнить факты, установив их в нужной пропорции. Подписка для нужд строительства Сакр-Кер организована несколькими приемами: для бедных слоев населения выпущены почтовые открытки (деньги от их продаж, соответственно, поступят в фонд Сакр-Кер) в то время как к богатым людям и организациям обращаются за помощью без обиняков. Что в свою очередь делает Беранже Соньер? «Перед нами отработанная модель, позднее использованная кюре Беранже Соньером, желающим осуществить свои архитектурные проекты, в том числе и реставрацию храма Ренн-ле-Шато». [76] Очевидно, аббат Соньер, искренний интегрист и легитимист, прекрасно помнил историю с собором Сакр-Кер, когда намеревался сделать из Ренн-ле-Шато грандиозный центр, привлекающий к себе толпы паломников.
76
Jacques Rivi`ere. Le Fabuleux Tr'esor de Rennes-le-Ch^ateau, p. 57.
«Большой барельеф церкви Ренн-ле-Шато, установленный в 1897 году, — это изображение Святого Сердца Христа, равным образом как и статуя на вилле „Вифания“, появившаяся в 1902 году. Навязчивой идеей, владевшей умом Соньера в 1885 году, было спасти Францию от Республики, но результаты выборов в департаменте Од лишили его этой надежды. Отныне целью его Миссии [77] станет спасти Францию путем покаяния». [78]
77
He будем забывать, какие слова Соньер велел выбить на «вестготской» колонне, гласящей о некой миссии 1891 года: «Покаяние, покаяние».
78
Jacques Rivi`ere. Le Fabuleux Tr'esor de Rennes-le-Ch^ateau, p. 57.