Ренни

Гаджиала Джессика

— Почему прошлое Дюка так сильно беспокоит тебя?

— Прошлое Дюка меня не беспокоит, если не считать отвращения к тому, что скинхеды все еще существуют. Меня интересует, что у него так много вины за это, когда это было вне его контроля. Я хотел посмотреть, какая власть все еще была у его семьи над ним. Я хотел знать, был ли его мотиватором долг.

— Он был?

— Это был позор, — сказал я, качая головой. — Он так чертовски убежден, что из-за них он весь в дерьме, что ему трудно смириться с тем, что он заслуживает большего, чем быть покрытым дерьмом всю оставшуюся

жизнь.

— Каков твой мотиватор? — нажала она.

— Хороший вопрос, — сказал я, пожимая плечами. — Черт, если бы я знал. Я слишком взвинчен, чтобы понять.

— Почему ты сбежал? — спросила она.

— Воспитание Ренни, — подсказал я.

— Прошу прощения?

— Воспитание Ренни, — повторил я. — Когда мне было семнадцать, они привели меня в свой офис в подвале, где на столе лежали стопки бумаг. Их было семнадцать.

Она кивнула мне, понимая. — По одной на каждый год твоей жизни.

— Вот именно. Если бы они, возможно, не были чертовски сумасшедшими, это не было бы так тревожно. Но они все записали. Сколько раз я мочился в постель и что это говорило о моих умственных способностях. Какими были мои кошмары. Когда, как часто и размышления о том, почему у меня начались стояки около одиннадцати. Неловкие и смущающие истории о моей первой влюбленности. Я сидел там и читал это от первой до последней страницы, обнаружив, что они каким-то образом узнали о том, как я потерял девственность, и что обо мне говорит то, как я выбрал девушку, с которой решил это сделать.

— По понятным причинам, — сказала она, слегка повернув голову, чтобы поцеловать меня в плечо.

— Я разбил компьютер и сжег страницы. Я сказал им, насколько точно, по-моему, они были в дерьме.

— Что они сделали?

— Они сидели там и писали гребаные заметки. И видя это, видя, что независимо от того, что я сделал или сказал, это никогда не вызовет у них никакой подлинной реакции, что их уже не изменить, я ушел.

— У тебя не могло быть много…

— У меня ни хрена не было. Даже сменной одежды не было. Я схватил ключи от их машины и отправился в путь. Не останавливался за рулем, пока не добрался сюда.

— И?

— И я несколько лет мотался по городу. Я пил, я трахался, я ввязывался в кучу гребаных драк. Я был молод и зол на весь мир и не мог избавиться от своих склонностей к эффекту «нога во рту» (прим. перев.: Эффект «нога-во-рту» (англ. Foot-in-the-mouth) — психологический феномен, который показывает, что человек, ответивший на «ритуальный» вопрос («Как ваши дела? Как вы себя чувствуете?») «ритуальным» ответом («Хорошо», «Все в порядке»), в дальнейшем даст принудительно положительный ответ на просьбу о помощи. Также это принуждение будет сильнее, если человек, задавший ритуальный вопрос и получивший ритуальный ответ, скажет: «Рад это слышать». Данный механизм был разработан Д. Ховардом в 1990 году. Феномен используется в психологической манипуляции). Мне даже в голову не приходило не сказать девушке, что ее парень явно ей изменяет. Или сказать какому-нибудь случайному парню, что его подавленное гомосексуальное влечение сделало его гомосексуалистом.

— Ты

так и не научился, да? — поддразнила она.

— Нет. Я просто нашел людей, которые не так уж сильно возражали против этого. И люди, которые нашли это полезным. Рейну нравится, когда я следую за ним и рассказываю ему, почему русские вдруг отказываются вести бизнес или что побуждает мексиканцев требовать оружие за половину цены.

— Или говоришь ему, почему новые кандидаты должны или не должны быть в МК

— Вот именно.

— Ты когда-нибудь пытался с кем-нибудь поговорить об этом?

— Я с тобой разговариваю.

— Я имела в виду профессионала.

— Ты знаешь столько же, сколько и любой психиатр. Проанализируйте меня, док.

Она долго смотрела на меня, ее чертовски удивительные глаза были немного грустными. — Страх неудачи и потребность в одобрении.

— Что? — Спросил я.

— Твои мотиваторы. У тебя есть страх неудачи и потребность в одобрении. Нравится тебе это или нет, но именно поэтому ты делаешь то, что делаешь. Если бы ты этого не делал, если бы ты не читал людей, не тыкал и не подталкивал их, чем бы ты гордился? Что ты принесешь к столу?

— Ты имеешь в виду, помимо моей дьявольской внешности и способностей к поеданию киски мирового класса? — спросил я, пытаясь поднять настроение, чувствуя себя неловко из-за того, что она, возможно, раскрывает что-то, чего я не хотел знать о себе.

Она рассмеялась, на секунду отвернувшись. — Да, кроме этого.

Она была права.

У меня не было ничего, что можно было бы вынести на обсуждение, кроме моего небольшого набора навыков. Я был неплохим стрелком. Я был хладнокровен под давлением. Но я не был идеальным снайпером, как Репо. У меня не было такого опыта, как у Рейна. У меня не было грубой силы, как у Волка, или подготовки, как у Дюка.

— Видишь, я думаю, что ты копаешь и выкапываешь больные места, потому что ты можешь, в некотором роде, приносить крысу домой к своему владельцу и тебя гладят по голове. И ты боишься, что, если ты перестанешь приносить домой крыс, даже если твоему хозяину надоест убирать трупы, ты каким-то образом потерпишь неудачу. — Она остановилась на секунду. — Дело в том, что теперь твое место здесь, Ренни. Тебе не нужно так усердно работать над этим.

— Легче сказать, чем сделать, баранья отбивная. Оно приходит и уходит само по себе.

— Ты когда-нибудь, может быть, просто… пробовал?

— Пробовал что? Пытался не быть самим собой?

— Я не говорю, чтобы ты не был самим собой. Я даже не говорю о том, чтобы перестать анализировать людей, потому что в некотором смысле это может быть хорошим навыком. Но постарайся не становиться таким темным и холодным. Ты не жертва своих порывов, Ренни. Ты должен быть их хозяином.

Она не ошиблась.

Обычно я просто шел с этим, был одержим этим, когда было что-то, что я хотел выяснить, или реакция, которую я хотел попытаться вызвать. Я убедил себя, что для большего блага МК нужно выкопать скелеты всех, стряхнуть с них пыль, помахать ими перед их лицами и посмотреть, как они напуганы.