Ренни

Гаджиала Джессика

Нет.

Я строила бомбы.

И когда бывали времена, когда я не могла работать в месте, которое устроил для меня Хейлшторм, как тогда, когда я взорвала дом Лекса в царствие небесное и не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что я в этом замешана. И как раз в этот момент.

Потому что, если бы Хейлшторм знал, что я там, они бы знали, почему, и тогда пришли бы, чтобы остановить меня.

И к черту все это.

Я не была бедной маленькой убитой горем Джейни. Я была гребаной Джейшторм, и кто-то шел за половиной людей,

которыми я дорожила и любила, и это дерьмо никогда не полетит.

Я не собиралась быть той девушкой. Я не собиралась сломаться. Я не собиралась сидеть сложа руки, горевать, заламывать руки и оплакивать несправедливость мира.

Я собиралась исправить ошибки.

Я собиралась заставить их заплатить за то, что они думали, что мы слабые, что мы ляжем и будем умирать, что мы не собираемся сопротивляться.

Потому что, несмотря на всю шумиху, несмотря на все тщательно спланированные атаки, организация Маленького Рикки не была такой пуленепробиваемой, как он думал. По крайней мере, не для меня, не для кого-то, кто одержим идеей их найти.

Сам Маленький Рикки, который был таким же гигантом, как и говорила Алекс, все еще находился на Лонг-Айленде. Потому что точно так же, как он жаждал власти и денег, он был трусом. Он посылал других делать за него грязную работу.

Я бы оставила его в покое.

Во-первых, потому что мстительная часть меня хотела, чтобы он страдал, хотела, чтобы он знал, каково это — потерять свою организацию, какое-то время беспокоиться за свою собственную жизнь.

Во-вторых, потому что Приспешники никогда не простят мне того, что я украла у них шанс отомстить.

Я просто прореживала стадо, отбирала овец.

Они нанесут последний, сокрушительный удар.

Я открыла дверь, суставы ныли от бездействия, и спустилась вниз, включив свет от аккумуляторов и закрыла дверь.

Я не была поклонником маленьких, темных подземных помещений, но когда дело доходило до таких опасных вещей, как ингредиенты хорошей бомбы, было разумно с точки зрения безопасности находиться как можно дальше под землей, чтобы предотвратить любой сопутствующий ущерб, если что-то пойдет не так.

Но ничего не должно было пойти не так.

Я могла бы соорудить бомбу во сне, я так долго возилась с ними.

В шоу и фильмах всегда недооценивают, сколько времени требуется, чтобы сделать бомбу. Они усаживают парня за стол, заставляют его сложить несколько трубок вместе и засыпать в них немного порошка, и все готово.

По правде говоря, это был долгий, утомительный, кропотливый процесс, который вам нужно было сделать абсолютно совершенным, или у вас получится бомба, которая не взорвется или взорвется только частично. У вас есть только один шанс сделать это, поэтому вам нужно сделать это правильно.

Поэтому, пока я была в нетерпении и хотела разобраться с делами, я глубоко вздохнула, собрала все рабочие детали от секундомера до нитрата аммония,

села за стол и медленно принялась за работу.

Несколько часов спустя я откинулась на спинку стула, снимая напряжение с шеи и плеч. Это было, наверное, самое долгое время, когда я не испытывала тошноты от беспокойства о Волке с тех пор, как пули вонзились в его тело.

Даже вспомнив об этом, даже просто увидев быструю вспышку в моем сознании, я должна встать и двигаться, я должна попытаться сделать медленные, глубокие вдохи.

Ничто никогда не могло сравниться с этим моментом.

Я многое пережила, отвратительное, ужасное время, проведенное с Лексом, но Волк был тем, кто, наконец, снова показал мне хорошую сторону жизни. Он помог мне уснуть. Он вернул меня к жизни. И стоять рядом с ним, все еще улыбаясь, потому что он наконец-то был дома, и слышать, как врезаются пули, чувствовать, как он толкает меня своим твердым телом, смотреть, как он падает, как кровь расцветает из отверстий в его теле, как он медленно теряет сознание…

Я чувствовала себя опустошенной.

Мне показалось, что кто-то залез мне в грудь и вырвал сердце из грудной клетки.

Мне казалось, что мой мир рухнул вокруг меня.

Я чувствовала себя по-настоящему и совершенно опустошенной.

До этого момента я даже не понимала значения этого слова.

Я просто… потеряла его.

Черт, я была почти уверена, что все еще теряю.

Но, по крайней мере, я больше не была бесполезной. Волк был не из тех мужчин, которые хотели бы, чтобы я была у его постели, ухаживала за ним, как за ребенком. Он бы предпочел, чтобы я занималась этим дерьмом, добивалась справедливости, защищала его народ. То, что от них осталось.

Я даже не хотела думать о том, чтобы рассказать ему, что произошло с тех пор, как в него стреляли, сколько людей ему придется оплакивать, пока он выздоровеет.

Но если я могу, по крайней мере, помочь устранить угрозу, я надеялась, что это означало бы, что он успокоится и даст своему телу время исцелиться. Если бы он проснулся, когда все еще было сумасшедшим, я могла бы увидеть, как он вырывает свои капельницы и пытается выполнить миссию одного человека, чтобы положить всему этому конец, вероятно, делая себе хуже в процессе.

Я аккуратно упаковала ее и вернулась к машине, не снимая перчаток, даже когда ехала в один город, где идиоты, к счастью, сняли очень уединенный дом с тремя спальнями в тупике. Технически, там было двое соседей, но дома принадлежали банку и пустовали. Они не хотели, чтобы их видели. И, к счастью для меня, это означало, что меня тоже не увидят, когда я припарковалась на улице позади и срезала через лес, наступающая ночь дала мне идеальное прикрытие с моей темной толстовкой, когда я пересекла задний двор и направилась к дверям в подвал и смазала петли, прежде чем открыть их и незаметно проскользнуть внутрь.