Репортаж не для печати

Харитонов Дмитрий

Зияете, как называется такая операция на обычном языке? «Отмывка» грязных денег и ценностей!

Роммель молчал. Он не мог не знать о частном расследовании американских сенаторов, которое уже начинало раскручиваться мировой прессой. Расследовании, способном потрясти миллионы людей, многие из которых были совершенно равнодушны к политике. О том, что в распоряжении американских спецслужб оказались документы, уличавшие международную организацию Красного Креста в переправке фашистских ценностей для хранения на специальных счетах в Швейцарии. Сообщения о незаконных и

преступных операциях некоторых сотрудников Красного Креста во время второй мировой войны вызвали настоящий шок в мировом сообществе и требования о тщательном их расследовании.

– А история, связанная с Мартином Борманом? – развивал я свое наступление. – Не свидетельства о том, что начальник партийной канцелярии Гитлера был замечен в Парагвае или в аргентинском городе Барилоче. Есть утверждение, что в апреле сорок пятого года Уинстон Черчилль – один из столпов держав, участвовавших в разгроме нацистов, – лично санкционировал проведение спецоперации по тайному вывозу в Лондон из осажденного Берлина Мартина Бормана. Не в силу личного альтруизма последнего отпрыска герцога Мальборо, а по гораздо более прозаическим причинам: в обмен на золото нацистов.

Роммель хранил молчание. Я беспощадно продолжал:

– Британские командос, численностью более трехсот человек, по пути в Берлин несколько раз вступали в сражения с передовыми частями Красной Армии. После получения ценного трофея, которым и был Борман, англичане вывезли его в Лондон; сделав ему пластическую операцию, люди Черчилля снабдили военного преступника прекрасными документами и тщательно проработанной легендой для спокойной послевоенной жизни. Не бесплатно, В обмен на подавляющее большинство спецсчетов Бормана в тех же швейцарских банках. Разве безнаказанное зло способствует усвоению уроков юными поколениями, о которых вы только что говорили?

– Даже в состав спасительных лекарств входит некоторое содержание яда. У Черчилля было правило, надо знать, кому, где и когда говорить правду, – нашелся что ответить Роммель. – Даже на процессе в Нюрнберге, когда поднималась тема о четырех тысячах польских офицеров, расстрелянных в Катыни в сороковом году, и Черчилль и Рузвельт категорически запретили своим обвинителям на суде развивать эту тему. Они прекрасно знали, что органы НКВД устроили резню в лесном урочище близ Смоленска. Но молчали. Молчали, ибо находили опасным, невозможным для себя в тот момент обстоятельством ссориться с человеком по фамилии Сталин. И предпочитали закрывать на это глаза.

– И все же, господин мэр, позвольте мне усомниться в том, что мир извлек надлежащие выводы из горьких уроков той войны. Потому, что все вещи во все времена схожи по своей природе. Деяния совершаются людьми, которых обуревают всегда одни и те же страсти. Их поступки приводят всегда к одним и тем же результатам. К одним и тем же ошибкам, которые столь трагично влияют на жизнь миллиардов людей, живущих на планете.

– Но знание прошлого облегчает прогнозирование будущею, не так ли? – воскликнул Роммель. – Именно поэтому вы интересуетесь Ковчегом?

Я встал, понимая, что аудиенция подходит к концу.

–

Увы, я не первый, кто им интересуется. Он столько раз переходил из рук в руки, что следы Ковчега обрываются в песках времени.

Движением руки Роммель неожиданно задержал меня.

– Не знаю, насколько это поможет в ваших поисках. Но отец, рассказывая моей матери о недовольстве Гитлера поисками библейских святынь, упоминал городок Росслин. Он находится в Шотландии.

Я победно взглянул на Питера. Он показал мне правый кулак с оттопыренным вверх большим пальцем и внезапно охрипшим голосом сказал:

– По-моему, стоит попробовать, Стив.

Глава двадцать вторая. ШОТЛАНДСКИЙ СЛЕД

1

Было решено, что оператор Люк Тайлер и звукооператор Кристиан Шэннахен улетят домой, в Атланту. В принципе, вместе с ними мог отправляться и Питер. Но он загорелся Ковчегом после разговора с Роммелем, попросив поведать ему о предпринятых мною поисках, начиная с разговора с Тэдом Тернером.

– Очень, очень интересно, – говорил он во время моего монолога, а под конец, как мне показалось, с некоторой завистью сказал: – Блестящий сюжет. Помимо резонанса, который вызовет серия телерепортажей и статей в газетах, можно будет издать книгу.

– Книгу долго писать, – вяло возразил я.

– Возьмешь отпуск на месяц, забудешь о барах и девочках. Любой издатель заплатит тебе гонорар вперед. – Питер восторженно присвистнул. – В самом деле, деньги можно заработать очень большие.

Прагматичность и расчетливость всегда были сильной стороной Арнетта. Начиная любой свой проект, он подробно расписывал все его плюсы и минусы, не лез, очертя голову, в новые начинания. Несколько раз он давал мне весьма дельные советы. Вот и сейчас я впитывал каждое его слово.

– Пока можно только мечтать о том, чтобы сесть за письменный стол, выложить перед собой стопку белоснежных листов бумаги и поработать на компьютере, – ввернул я. – Но кто знает. Может быть. Все может быть…

Итак, наши ребята улетели на одном самолете, а мы с Питером – на другом. В столицу Шотландии Глазго. Оттуда мы собирались, взяв на прокат машину, отправиться в Росслин. И тут я очень кстати вспомнил о словах французского археолога Клода Жамэ во время встречи на острове Элефантин. Один момент из разговора с ним, на который я тогда не обратил внимания. Но, после упоминания Роммелем шотландского города Росслина, он звучал для меня теперь совсем иначе.

Рассказывая о поисках Фогеля, француз упомянул о специально подготовленной карте в помощь Гейглингу. Карте, на которую нанесли маршруты всех экспедиций, начиная с шотландца Джеймса Брюса.

Уже в аэропорту я позвонил по домашнему номеру старины Леклера. После ряда щелчков и потрескиваний, на четвертом длинном гудке, на том конце провода наконец-то откликнулись.

– Ты хочешь сообщить мне, что уже нашел Ковчег? – бодро отозвался в трубке Джон. – Когда мне включать телевизор? Я не хочу пропустить твоего триумфа.