Репортаж ведет редактор
Шрифт:
Однажды утром на борту плавучей лавки милиция обнаружила сторожа связанным по рукам и ногам, с тряпичным кляпом во рту. Он рассказал, что ночью капитан и Жанна связали его и сами тут же покинули лодку. При проверке кассы обнаружилось, что вся выручка исчезла вместе с ними. Началось расследование. Но сотрудникам уголовного розыска не удалось отыскать следов грабителей. Они словно канули в свинцовые воды Немана.
Шли месяцы, история с Жанной-француженкой стала понемногу забываться. В это время обстоятельства и заставили Николая Филипповича заинтересоваться полузабытым делом об ограблении плавучей лавки. В
Начатое тогда следствие можно, наверное, уподобить отысканию тончайшей нити, тянущейся в темном и запутанном подземном лабиринте. Идя по этой нити, Шеловской несколько раз убеждался, что она оборвана. Приходилось снова и снова искать ее конец. Но каждый раз этот едва приметный конец все же оказывался в руках чекиста. Трудно сказать, что преобладает в такой работе — ознакомление с фактами, их анализ, изучение человеческих характеров? И то, и другое, и третье требовало наблюдательности, выдержки, непоколебимого упорства в достижении цели. И тонкая ниточка, порванная во многих местах, привела-таки Николая Филипповича к этой цели — одноэтажному кирпичному домику в двух кварталах от вокзальной площади. Летняя ночь уже спустилась на город, когда из домика вышла худощавая девушка в светлом платье. Подойдя к ней, Шеловской и его товарищ даже в сумраке рассмотрели ее крылатые черные брови.
Жанну-француженку арестовали первой. Затем наступила очередь капитана катера. Застав в квартире только жену хозяина домика Мисайтиса — спокойную медлительную женщину лет сорока пяти, встретившую их на кухне, — чекисты спросили, есть ли еще кто-нибудь дома.
— Никого. Одна я, муж ушел в магазин, — безразличным тоном ответила хозяйка.
Они прошли в следующую комнату, Шеловской поднял крышку подпола и скомандовал:
— Выходите!
После короткой паузы из квадратного выреза в полу появилась крупная голова, а вслед за ней широкие плечи. Плохо выбритое лицо словно окаменело в угрюмом раздумье. Человек молча вылез, механически отряхнул поношенный темно-синий костюм.
Пистолет он оставил в подполе, но оружие пролежало там всего несколько минут. Его приобщили к вещественным доказательствам.
Вслед за речными грабителями арестовали и хозяев домика — Мисайтисов. Тогда окончательно подтвердилось предположение Шеловского: большие деньги понадобились капитану катера и дочери Мисайтиса Жанне-француженке для бегства за границу вместе с ее отцом и матерью. Молодые люди ограбили лавку по прямому наущению Мисайтиса — организатора намеченного заморского вояжа.
Это он, Мисайтис, организовал на черном рынке обмен награбленных денег на золотую валюту.
Он держал связь с иностранным посольством в Москве, посылал туда жену со сведениями, интересовавшими сотрудников этого посольства.
Он много месяцев укрывал капитана катера.
Надо ли говорить, что маршрут предстоявшего путешествия Мисайтисов и их сообщника круто изменился?
Годы, разумеется, изменили внешность Николая Филипповича. Но высокого широкоплечего подполковника с внимательными серыми глазами по-прежнему отличает хорошая военная выправка. Он так же, как и много лет назад, прост в обращении с людьми. Его можно
Недавно уполномоченный получил по почте анонимное письмо — два листка в клеточку, исписанных чернилами. Какая-то женщина, побоявшаяся назвать свою фамилию, сообщала, что встретила в Миассе Георгия Волкова, служившего во время войны немецким фашистам. Она писала, что в 1942—1943 годах работала поваром в лагере для советских военнопленных на временно оккупированной территории. В том же лагере тогда подвизался предатель Родины Волков. Работая у немцев, он всячески угождал им, зверски избивал попавших в лагерь советских людей, в результате избиений люди умирали. А теперь, встретившись с бывшей лагерной стряпухой, угрожающе сказал:
— Ты меня больше не знаешь, если хочешь жить.
Письмо встревожило Николая Филипповича. Предатель, обагривший руки кровью патриотов-соотечественников, ни в коем случае не должен уйти от ответственности!
Шеловской сразу же вызвал капитана Пастухова.
— Вам, Василий Михайлович, надо безотлагательно браться за проверку письма.
В первую очередь предстояло выяснить, работает ли Волков на автозаводе, и если работает — был ли в плену у немцев. Навели справки. Да, на заводской ТЭЦ есть такой дежурный инженер. Да, он находился в фашистском лагере для военнопленных. А заполняя анкету при поступлении на завод, ни словом не обмолвился о жизни в плену.
Факты говорили не в пользу инженера. Но подполковник и капитан не торопились с выводами. Обвинение может быть предъявлено, если есть полная уверенность в его точности, если улики невозможно опровергнуть. Обвинить невинного — этого они вовек не простили бы себе.
Проверка анонимки продолжалась неделю, вторую, третью… И становилось ясно: анонимное письмо — злостный поклеп на Волкова. Не он избивал в лагере советских людей, а его избивали немцы. После освобождения из плена Георгий честно служил в армии. Честно трудится он и на заводе.
Финал проверки состоялся в кабинете уполномоченного. Перед Шеловским и Пастуховым сидел высокий худощавый мужчина в сером плаще — доверенный врач облпрофсовета на Уральском автозаводе Алексей Петрович Ильин. Разговор шел о другом. И вдруг Шеловской вынул из ящика письменного стола анонимное письмо, протянул Ильину и, глядя прямо в глаза, спросил:
— Это вы писали?
Взгляд Ильина скользнул по конверту, и кровь сразу бросилась ему в лицо. Клеветник оказался застигнутым врасплох. Он признался раньше, чем успел придумать что-нибудь более или менее вразумительное для оправдания своей внезапной растерянности.
Затем Шеловской и Пастухов попросили уточнить детали. А пробелы в показаниях Ильина восполнил сам Волков, приглашенный, наконец, к уполномоченному. И картина окончательно прояснилась.
Ильин «частным образом», как он выразился, вставлял Волкову зубы. Взял за «услугу» немало, а работу выполнил плохо. Пациент потребовал деньги обратно. Тогда врач решил отомстить. Расчет был прост: раз органы государственной безопасности убедятся в самом факте пребывания Георгия в лагере, в остальное поверят легко. Гнусный вымысел сойдет за чистую правду, и Волкову несдобровать.