Репортёр
Шрифт:
5
…Марта шла, прижимаясь к Алексею и испуганно озираясь по сторонам. Вокруг нее громоздились руины разбитых зданий, еще недавно бывших чьими-то домами, офисами, школами. Они вонзались в холодное серое небо огрызками взорванных, рухнувших стен, торчащих бетонных перекрытий, скорбно глядя на город и его обитателей пустыми оконными глазницами. По широкой улице, где они шли, сновали военные и гражданские люди, где-то отдаленно слышались выстрелы, разрывы, а небо барражировали низко летящие вертолеты. Тем не менее, все это не мешало местному населению тут же, среди пепелищ, завалов и беспорядка
Другие копошились в руинах, что-то ища и собирая рядом на небольшие кучки: уцелевшие вещи, одежду, посуду, продукты. Тут же, прямо на руинах, прячась в развалинах, весело игрались дети, изображая свою войну.
Миновав стихийное торжище, Марта подошла к одной из развалин и на сохранившейся табличке прочитала название: «Бульвар Мира». Она горько усмехнулась, понимая, что это название никак не вязалось с тем, что видела вокруг.
– Чего улыбаешься? – поймал ее взгляд Алексей. – Между прочим, красивая была улица. Широкая, шумная, много магазинов, кафешек. Весь деловой мир города здесь крутился.
– Что-то я не вижу ни магазинов, ни кафе, – снова усмехнулась Марта. – Где все? Или от бульвара только название осталось?
– А это ты спроси у них, – Алексей кивнул в сторону патруля, проходившего неподалеку.
Заметив кивок, вооруженный короткоствольным автоматом офицер быстро подошел к Алексею и остановил его.
– Мы репортеры, – попытался объяснить он, доставая документы.
– Разберемся, – буркнул мрачный офицер, сверяя фотографию. – А это кто?
– Это моя коллега. Чешка.
– Чеченка в смысле? – офицер посмотрел на нее недобрым взглядом.
– В смысле из Чехии. Тоже репортер.
– А сюда чего принесло? Сидела бы у себя дома, пиво пила… Чешское.
– У нас такая работа, офицер, – Алексей протянул руку, желая забрать документы назад, но тот не спешил возвращать.
– У каждого своя. Подними руки, – уставшим голосом сказал он.
– Что непонятного? Мы журналисты из международного информационного агентства.
– Я сказал: руки подними! Ноги на ширине плеч! И лицом к стене! – крикнул офицер и ткнул Алексея стволом автомата прямо в живот.
Торговки, только что сновавшие рядом, услышав крик офицера, мгновенно разбежались в стороны. Алексей послушно повернулся к стене и облокотился на нее высоко поднятыми руками. Офицер ощупал его куртку и карманы брюк, потом расстегнул репортерскую сумку и, даже не взглянув, что там находилось, вытряхнул содержимое прямо на грязную улицу.
– Осторожно! Там дорогая аппаратура! – Алексей хотел повернуться, но мгновенно получил удар в бок.
Офицер носком сапога перебрал то, что было вытряхнуто: камеры, оптика, диктофон, бустер,
– Чешка, по-русски ферштейн?
– Да, я немного понимаю ваш язык, – Марта стояла бледная, не зная, как себя вести в этой ситуации.
– Ну, раз ферштейн, тогда тоже подними руки, – офицер снова стал угрюмым и даже немного безразличным.
Марта подняла руки, и тот бесцеремонно облапал ее грудь, бедра, шлепнул по заднице:
– Смотри, чешка, не попади к «чехам»! Там с тобой церемониться не будут.
Они расхохотались и пошли дальше по бульвару Мира, живущему своей странной жизнью посреди войны и разрушений. От страха, обиды и откровенного хамства Марте хотелось расплакаться, но она взяла себя в руки, присела на корточки и помогла Алексею уложить назад в сумку его репортерскую технику.
– Я не понимаю, что происходит, – шепотом заговорила она, глядя туда, куда только что ушел патруль. – Мы репортеры, нас никто не имеет права обыскивать, а тем более унижать. Мы…
– Пошли отсюда, – Алексей не дал ей высказать до конца свое возмущение и, взяв под руку, повел дальше. – Прежде всего, мы в зоне боевых действий. На войне. Здесь тебе не фронтовая хроника по телевизору, на мягком диване с чашечкой кофе или под пиво. Здесь реальная война! Понимаешь? А если тебя что-то не устраивает, то я могу завтра же отправить тебя домой. Ближайшим спецрейсом. Ферштейн?
Марта недовольно хмыкнула, но не стала спорить со своим коллегой и другом, а пошла дальше рядом с ним, все озираясь и озираясь на страшные развалины. Между тем Алексей отошел немного в сторону и, достав из сумки фотоаппарат, начал незаметно снимать Марту, не перестававшую ужасаться всему, что шаг за шагом открывалось перед глазами. Алексей не сердился на нее. Если ему, матерому репортеру, прошедшему через горячие точки, были понятны царившие здесь порядки, то для командированной вместе с ним молодой иностранной журналистки все было непостижимым.
Неожиданно она обернулась и, увидев снимавшего Алексея, погрозила ему пальцем.
– Ничего, ничего, – рассмеялся тот, – а то приедешь домой – никто не поверит, где была. А попала ты не просто в горячую точку, а в самое пекло. Помнишь плакат на въезде? «Добро пожаловать в ад!». Со временем книгу напишешь про нашу поездку.
Марта хотела заглянуть внутрь разрушенного одноэтажного здания, стоявшего на углу, но Алексей остановил ее:
– Не забывай, о чем предупреждали. Везде могут быть мины–ловушки. Под каждым камнем. Саперы могли еще не все успеть проверить.
Она остановилась и послушно пошла за Алексеем.
– Ты не поверишь, но как раз в этом здании еще до войны сидели наши коллеги, – он поднял с земли небольшой обломок кирпича и ловко забросил его в зияющую дыру в стене. – Здесь была редакция молодежной газеты. Моя первая репортерская школа.
Он рассмеялся, засовывая «Кэнон» назад в сумку. Они стояли на перекрестке двух некогда больших и широких улиц.
– А тут был здешний «Бродвей», – пояснил Алексей. – Каждый вечер – сплошная тусовка. Все выходили сюда, особенно летом, чтобы подышать вечерним воздухом. После выпускного школьного бала тоже все шли сюда – встречать первый рассвет самостоятельной жизни. Классное место…