Репортёр
Шрифт:
Она снова вспомнила, как впервые увидела Алексея в окружении пьяной компании наглецов, а потом валяющимся в полном беспамятстве в парке и содрогнулась от этих неприятных воспоминаний:
– Jezismarie… Мне все непонятно. Вы, ваш друг… Что вас может связывать? Какие интересы? Что между вами…
Она попыталась найти нужное русское слово.
– Что между нами общего? – помог ей Аслан.
– Ano![22] Так! Что между вами общего? Я не понимаю. Простите…
– Что общего? Дружба. Самая искренняя дружба. Много лет. А все остальное: бизнес, машины, дома, жены, дети – это уже жизнь каждого из нас. У него своя, а у меня своя.
– Мне всегда казалось, что люди такого высокого
Аслан улыбнулся, посмотрев на Марту.
– Если бы все было действительно так, то на дружбу надо написать свое меню. Свой прейскурант. Как здесь.
Он открыл лежавшее перед ним меню и, как мог, прочитал названия чешских блюд:
– Polevka… Brambory… Hulas… Ryba[23]… Разве вы не допускаете дружбу между людьми с разным достатком?
Марта вдруг подумала про свои недавние отношения со Гонзой, которым удивлялись многие. Как он, столичный интеллигент, известный врач, хозяин клиники, мог так часто приезжать к своей подруге – обычной медсестре, живущей в маленьком провинциальном городке за триста километров от Праги? Если с его стороны это была обычная любовная интрижка, то почему она затянулась так надолго?
– И все-таки странно…
Марта задумчиво посмотрела на Аслана, потом на огонек свечи и улыбнулась.
– Чему вы все время удивляетесь?
– Я не могу вспомнить вашу пословицу. Как там? Скажи о своем друге – и я расскажу про тебя. Так.
– Почти, – рассмеялся Аслан. – Скажи мне, кто твой друг – и я скажу тебе, кто ты.
– Вот–вот! Глядя на вас, я никогда бы не подумала, что у вас есть такой друг. И наоборот: если смотреть на вашего друга…
– Марта, а вы старайтесь не смотреть на нашу внешность. Ни на мою, ни моего друга. Хотя, признаюсь, Алексей всегда был таким: джинсы, майка, куртка, кепка… На груди, за плечами куча всякой аппаратуры, оптики. Он репортер. А у меня другая работа. Мое нынешнее положение обязывает придерживаться своего стиля: одежда, машина, привычки… Но мы с Лёшей друзья. Почти братья. Хотя и разные. Не только потому, что он русский, а я ингуш. Мы с ним разные по характеру, привычкам, вкусам, увлечениям…
– Все равно не понимаю, – Марта продолжала смотреть на мерцающий перед ней на столике огонек. – Ваш друг с какой-то войны. Я плохо знаю, что это за война, почему начали убивать своих же людей, бросать на мирный город бомбы. Что-то слышала из новостей по телевидению. Наверное, ваш друг остался без дома. Без своей родины. Но вы… Почему вы…
– Я покинул родину незадолго до войны.
Марта удивленно посмотрела на Аслана.
– Да–да, я не стал ждать, пока мой дом, как и дом Лёши, будет сначала разграблен, а потом просто уничтожен. Я на все плюнул и уехал. А мой друг всегда был идеалистом, неисправимым романтиком. Убедить его плюнуть на все и начать жизнь с нуля было просто нереально. Я ж говорю, мы с ним разные. Он во что-то верил и наделся, что все как-то изменится, образумится. А я уехал. Вот так все бросил – и уехал. Потому что видел и понимал: наша прежняя жизнь там кончилась. Конечно, можно было жить и дальше. Но для этого нужно было самому стать другим: подстроиться под новую власть, под кем-то прогнуться, на что-то просто закрыть глаза. Кому-то это удалось. А мне – нет. У меня другие принципы. Поэтому я уехал. А моя родина…
Аслан приложил руку к сердцу:
– Моя родина всегда со мной. Вот тут… Здесь ее никто не уничтожит и не опозорит.
– Да, – Марта робко взглянула на собеседника, – но ведь теперь там, говорят, мирная жизнь. Что мешает вам возвратиться туда, где все близко и дорого?
– Я обязательно возвращусь, – твердо сказал Аслан, глядя Марте в глаза. –
– Но там ведь мир, никто не воюет…
В глазах Марты застыл немой вопрос непонимания того, о чем говорил Аслан.
– Я не хочу возвращаться туда, где так легко предают свой народ.
Марта по-прежнему смотрела на Аслана непонимающим взглядом.
– Первый раз предали, когда подло молчали о том, что творилось на нашей земле. Второй – когда кинули туда погибать молодых пацанов и погребли под бомбами тысячи мирных людей. А третий – когда такие, как мой друг Лёха, кто прошел через свой ад, оказались лишними в своей же стране. Таких людей никто не замечает, они никому не нужны. Я не хочу жить там, где так предают свой же народ. Я не хочу жить в городе, где уничтожено все, с чем связана память: мой дом, моя школа, улицы, по которым я ходил…
Марта боялась перебить Аслана новыми вопросами.
– Раз так умеют предавать в наше время – предадут в любое, – продолжал он. – Дело даже не в войне. Война лишь обнажила, оголила эту мораль. А у ингушей всегда были свои принципы, несовместимые с предательством. Наш народ маленький, но за всю свою историю он никого не предавал. Нас же – часто. Не знаю почему, но ингушам все время приходится расплачиваться за чужие грехи. Но где бы я ни жил, буду всегда жить со своими принципами, оставаясь ингушом. Там – на той земле, которую у нас отняли – пусть живут, как знают: строят новые президентские дворцы, аквапарки, новые проспекты с супермаркетами… Теперь не принято вспоминать о тех, кто остался без родины. Как будто ничего и не было: ни войны, ни крови, ни братских могил посреди улиц и во дворах домов... Где вместе с солдатами хоронили стариков и старух, которым некуда было уезжать. Они погибли в подвалах, где прятались от бомбежек. Интересно, да? Воевали с боевиками, а гибли свои. И никто им счета не вел. И не ведет. Такая вот правда… О ней теперь не принято говорить. Остальным эти воспоминания портят праздничное настроение. На этом празднике таким, как мой друг Лёха, нет места…
– Да, – робко заговорила Марта, – но ведь Алексей – русский…
– И что с того? Он мой брат. Он родился и вырос на земле моих предков, и могилы его предков тоже в нашей земле. Рядом с могилами наших предков. Он такой же, как и все мы, вайнахи. Он – вайнах,[24] наш. По духу. А это важнее, чем братство по крови и плоти.
– Боже, – тихо прошептала Марта, слушая Аслана, – я ведь ничего не знаю…
– От этой правды можно сойти с ума, – так же тихо сказал Аслан. – Или отравиться ею до смерти. Простите, что коснулся этой темы.
Помолчав, он, наконец, улыбнулся Марте:
– Вы не обидитесь, если я ненадолго оставлю вас? Очень хочется закурить.
Марта молча кивнула ему, пригубив чашечку остывшего кофе. И едва она осталась одна, как сразу к ней подсел Гонза.
– Что все это значит? – он взял ее за руку и сильно сжал в своей ладони.
Марта обернулась назад, но уже не увидела блондинки, нежно щебетавшей с ее бывшим возлюбленным.
– Это значит, что ты не такой умный, каким мне казался, – спокойно сказала она, высвобождая руку.
– Марта, ведь это был всего лишь легкий флирт, – Гонза попытался снова удержать ее руку, но она не позволила. – Обыкновенная интрижка, понимаешь? Ничего серьезного! Давай все забудем!
– А я так и сделала, – прямо в глаза ему рассмеялась Марта, радуясь своей уверенности. – Я все забыла. Все! В том числе тебя. Просто вычеркнула из памяти – и все. А теперь прошу тебя: возвращайся за свой столик. Я не одна.
– Ах, так ты не одна! – Гонза аж подскочил с места. – Быстро ж, однако, ты нашла себе утешение.