Репутация
Шрифт:
– Это водка, смешанная с халапеньо и кайенским перцем, – поясняет «школьник», в руках у него медная кружка. – Если любите острое, ничего лучше не найти.
Мои ресницы опускаются, потом взмывают вверх.
– С чего вы взяли, что я должна любить острое?
Одна бровь ползет вверх. Его глаза перемещаются вниз, к моим голым коленкам и высоким каблукам.
– А вы любите? – спрашивает он, и в его голосе, если только я не спятила, явно слышится флирт.
– А вам хочется узнать? – отвечаю я. И тут же
Бармен отворачивается, скрывая неодобрительную усмешку. Молча смешивает коктейль, но я готова поклясться, что он презрительно кривит рот. У меня горят щеки, даже глоток джина не помогает вернуть хладнокровие.
Бармен снова отворачивается, а я слышу за спиной голос:
– Не обижайтесь на Бертрама. Он придурок.
Это снова «примерный ученик». Спиной чувствую его взгляд, как будто излучающий тепло.
– Вы с ним знакомы? – спрашиваю я с напускным безразличием.
– Нет. Впервые увидел его утром. Но я уверен. Я вообще хорошо разбираюсь в людях.
Делаю вид, будто поглощена созерцанием свечи, горящей на полке. Мне все еще интересно, почему этот тип решил, что я люблю острое. Хотя, возможно, это у него универсальный способ подкатываться к каждой женщине, какую встретит.
«Школьник», истолковав какое-то мое незаметное движение в свою пользу, срывается с дивана и садится на стул рядом со мной.
– Я Патрик, – представляется он. Взгляд его глаз с опущенными уголками притягивает меня, словно мощный магнит.
– Кит, – отвечаю я.
Он не протягивает руку для пожатия, и я свою тоже.
– Вы здесь по делам? – безразлично спрашиваю я.
Он поднимает ладонь, как бы останавливая меня.
– Да ладно. Мы с вами об этом будем разговаривать?
Я с недоумением смотрю на него.
– Простите?
– Мы в гостинице. Не знаем друг друга. Можно, конечно, затеять скучную беседу, а можно поговорить о том, что нам по-настоящему интересно. – Он откидывается назад, скрестив на груди руки. Красивые руки, отмечаю я. Мускулистые. На руке, которую я не пожала, нет обручального кольца.
– А что в вашем понимании интересный разговор? – спрашиваю я. – О политике? О глобальном потеплении? О системе здравоохранения?
– Предлагаю поговорить о том, кем мы на самом деле хотим быть. – В его глазах вспыхивает огонек. – Я играю в эту игру в поездках. Не так уж часто нам представляется шанс побыть не собой, а кем-то другим, правда? Я скажу вам не откуда я на самом деле, а откуда хотел бы приехать. А вы не говорите, кем работаете, а признайтесь, кем хотите быть в самых смелых мечтах.
От лампы Тиффани (возможно, это даже не подделка) по мраморной стойке разбегаются разноцветные зайчики. Сквозь панорамные – от пола до потолка – окна видны крыши города, но снаружи слишком холодно, чтобы хотелось выйти. Мне на ум приходит
– Интересно. – Я слегка отодвигаюсь. – Вот только сегодня, боюсь, я не блещу фантазией.
– А речь не о фантазии. А о том, чтобы заглянуть в себя. Знать себя. Хотите сказать, что вы себя не знаете?
Тихая, ненавязчивая электронная мелодия, звучавшая фоном, заканчивается, и начинается новая. Хочется сказать ему: Кит Мэннинг-Страссер не ведет подобных разговоров. Но вот вопрос: действительно ли я себя знаю? Знаю ли, чего хочу?
Мысленно перебираю свои достижения. Тут же в памяти всплывают и все ошибки, и неверные шаги, которые я делала. Оказывается, я нередко притворяюсь, постоянно о чем-то умалчиваю. В голове мелькают мысли обо всем, чего я хотела, достигла и лишилась.
– Отлично, – говорю я медленно, еще даже не осознав всего этого. Поудобнее устраиваюсь на табурете и задаю вопрос: – Так откуда вы приехали, Патрик?
– Из городка на юге Франции, – отвечает он, блеснув глазами. – Он славится своими лимонами. А вы?
– Из Марракеша, – отвечаю я, потому что действительно была там однажды с родителями. У отца был творческий отпуск… За несколько лет до того, как меня вызвали в морг, чтобы я опознала изувеченное тело матери. Пьяный водитель врезался в ее машину на скорости девяносто миль в час. Я вспоминала Марракеш как самое волшебное место, какое когда-либо видела. Всегда мечтала вернуться туда, но, хотя у моего нового мужа достаточно денег на такую поездку, он считает этот маршрут слишком экзотичным. – А вы чем занимаетесь?
– Я летчик-метеоролог. Летаю в эпицентр ураганов, – ответ следует быстро, как будто он так уже отвечал. – По выходным участвую в профессиональных гонках на ретроавтомобилях. В основном в старых городах, где много извилистых улиц с крутыми поворотами.
– Значит, вам нравится опасность. – Я гоняю кусок льда по дну стакана. – Встряски.
Его бровь снова поднимается.
– Можно сказать и так. А чем вы занимаетесь, Кит?
Вспоминаю «Криминальное чтиво», которое мы с сестрой Уиллой до одури смотрели в старших классах, особенно в течение нескольких месяцев после гибели мамы.
– Я – хранительница смысла жизни. Сейчас, вот прямо сейчас он у меня в номере, в коробке, и я должна защищать его ценой жизни. За это мне, кстати, очень хорошо платят.
– А вас-то посвятили в то, в чем он состоит, этот смысл жизни? – спрашивает Патрик.
Я киваю с загадочным видом.
– Но если я вам раскрою эту тайну, вас придется убить.
– То есть вам нравится самой всем распоряжаться.
Пожимаю плечами.
– Мне нравится определенность.
Наши глаза встречаются. Даже с помощью выдумок мы рассказали друг другу кое-что реальное.