Решальщики. Перезагрузка
Шрифт:
— Тварь! Шизофреничка! Наркоманка! — шумела «интеллигентная особа», шпыняя свою подружку кулаком в бок. — Такая же дебильная тварь, как и твой пахарь Леша. Снайпер херов! Стрелок! Наркот!..
Из этого матерного потока Купцов профессионально вычленил слова про некоего Лешу. В переводе на нормальный русский язык получалось, что Леша состоит в интимных отношениях с Оксаной. Что стрелок он плохой. Что наркоман и «дебильная тварь»… А что? Вполне себе достойная характеристика для человека, который мог стрелять в Лису и ее сожителя. По крайней мере очень на то похоже. Стрелок-то действительно был не
Марине наконец надоело биться с Гусевой-младшей, и она поскребла Купцова своим маникюром по плечу:
— Подожди меня, мастер, пять минут. Я только заскочу здесь к одной подруге, и сразу поедем назад.
— Прошу, конечно, пардону! Но сперва не худо бы рассчитаться. За дорогу сюда.
— Не писай, папа! Я же тебе залог оставляю, — прохрипела Марина и качнула каштановой головой на неподвижную подельницу.
В глазах любого таксиста такой «залог» стоил не более чем использованный презерватив. Поэтому Купцов, скосив глаза на заднее сиденье, показно нахмурился:
— Такой залог ни в одном ломбарде не примут!
— Блин, что за мужики нынче пошли! — Марина с презрением швырнула ему пятисотенную купюру. — На, получи. Жди здесь. И не вздумай уехать!
— Вот, другой разговор! Только ты это… Ты там не долго, красавица.
— Не писай. Мне всего-то с дохлым мясом попрощаться, папа, — пробормотала Марина, а затем нашарила в сумке связку ключей, побренчала ими и выбралась из машины. Напоследок отвесив смачную профилактическую пощечину Гусевой. На которую Оксана Петровна отреагировала многозначительным: «Мэ-э…»
Купцов дождался, пока Чибирева скроется в подъезде (странное дело, но походка ее сейчас была почти трезвой), и, заперев машину, двинулся за ней следом, оставив Оксану дремать в салоне.
Сон у барышни был здоровый, крепкий — героиновый.
Цокая набойками по каменным ступеням, Марина поднялась на третий этаж и остановилась на площадке перед массивной дверью до боли знакомой квартиры. Тихонько ругаясь себе под нос, она открыла замки и… Что она хотела найти сейчас в квартире? В идеале — тело в петле. Или тело на кровати, а рядом с ним — на полу — кучу упаковок от снотворного…
…Марина вошла в квартиру, и ей вдруг резко сделалось страшно. Она даже забыла закрыть за собой дверь, и ветерок, влетая через незакрытую форточку, теперь сквозил над пыльным полом прихожей. Пьяная эйфория мгновенно улетучилась, влекомая тем же ветерком-сквозняком. Подбадривая себя, Марина кашлянула и сказала вслух:
— Поглядим, где висит эта лисья шкура… Шкура старая, молью траченная. Ну кто теперь на тебя позарится, шкура? Только добрый дяденька-некрофил… Да и тот навряд ли. Висельники, говорят, обсираются. Кто ж тебя, обосравшуюся, трахать станет? А, подружка-поблядушка? Лисичка-сестричка, дрянь паскудная… ты где?
Марина медленно перемещалась по сумеречной квартире с задернутыми повсюду шторами и открывала дверь за дверью. За любой из них она была готова увидеть опрокинутый стул и босые ноги с перламутровым педикюром в полуметре над полом. Секундами ей чудились то звуки шагов, то слабо раздуваемые меха человеческого дыхания — то перед собой, то за спиной. Иногда ей казалось, что вот сейчас мертвая Лиса
На большом круглом столе в гостиной Чибирева разглядела лист бумаги — белый четырехугольник в центре черного полированного круга. На сквозняке бумага слегка шевелилась. Улететь ей не давала антикварная бронзовая пепельница, прижимающая уголок листа. Марина хотела приблизиться, но не стала этого делать. И без того все было предельно ясно: вот она, предсмертная записка…
…Предсмертная записка. Два слова, похожие на короткий — из паровоза и одного вагона — эшелон… Эшелон с мертвым машинистом, помощником и мертвыми же пассажирами. Прощайте, сипит гудок… «Этот поезд в огне — и нам некуда больше бежать…» [7]
7
Строчка из песни Бориса Гребенщикова.
Чибирева остановилась перед последней, самой дальней дверью квартиры. Здесь была спальня — лисья нора — и резонно было предположить, что Лиса повесилась именно здесь. Марине вдруг показалось, что она уловила слабый запах испражнений — малоприятный спутник повешения. Она даже разглядела сквозь матовое стекло двери бледную тень повесившейся Лисы…
Лепшая подруга взялась за изогнутую ручку двери… слегка нажала. Но сил уже почти не оставалось, и сейчас она словно бы ощущала слабое сопротивление пружины дверного замка. Ей даже померещилось, что кто-то держит ручку с ТОЙ стороны двери — двери, ведущей в страну мертвых. При этом сама ручка была жутко холодна, почти ледяная…
Марина стояла в сумеречной квартире почти на самом краю реальности. Еще шаг… всего один шаг… и она сорвется с этого осыпающегося края и упадет в темную воду. Туда, где живут монстры, рожденные человеческим мозгом… О, как они совершенны! Эти уродливые пожиратели плоти!..
Внезапно она снова услышала шаги за спиной — тихие, но отчетливые. Марина обернулась и увидела в дверном проеме темный человеческий силуэт. И тогда она… закричала. Вот только крик ее никем, кроме Купцова, не был услышан. Дом, построенный в середине девятнадцатого века и прошедший «евроремонт» в конце двадцатого, отменно гасил звуки. Кем показался Марине Чибиревой выступающий из сумрака Купцов? Призраком бестелесным? Или нанятым Лисой мстителем?..
Марина закричала, снова схватилась за дверную ручку, но что-то, видимо, разглядела там, в глубине, за матовым стеклом… что-то она разглядела. Возможно, свое отражение…
— Нет!!! — пронзительно выкрикнула Марина и… рухнула на пол.
Леонид подошел к ней, присел на корточки, покачал головой, а потом достал из кармана телефон и набрал номер. Петрухин отозвался почти мгновенно.
— Поднимайся сюда, — сказал Купцов. — Надо бы того… посоветоваться…
— Нет, Лёнька, все-таки я был прав: пустая петля — это неэстетично.