Решальщики. Раскрутка
Шрифт:
— Петр Николаевич, наш деловой партнер, эксперт по Скандинавии, — объявил Брюнет. — Да, братцы! Вам заказать что-нибудь? Признаться, мы уже перекусили.
— Нет-нет, — открестился за двоих скромный до неприличия Купцов. — Мы с Дмитрием Борисовичем… хм… тоже отобедали.
— Угу… Поели, — мрачно подтвердил обломавшийся Петрухин.
— Прекрасно. Тогда сразу перейдем к делу. Тут, видите ли, вот какая проблема…
После такой вводной эксперт по Скандинавии нервно улыбнулся и сграбастал бокал с виски. Дмитрий отметил, что тот был явно возбужден, причем не особенно-то и пытался это скрыть.
— …тут, видите ли, вот какая проблема… — повторил Брюнет и задумался.
— Пропал человек! —
— Аня! — метнул в нее укоризну Петр Николаевич. — Очнись, Аня! Подумай, что ты говоришь… пропала музейного уровня сабля. Восемнадцатый век!
— Господи, Петя, — сказала она и, закрыв лицо руками, заплакала.
Московцев посмотрел на сестру так, как смотрят на слабоумных: с оттенком сострадания. Но основным фоном все-таки остались брезгливость… и презрение.
— Позволь, Виктор Альбертович, я сам введу… э-э… господ сыщиков в суть дела?
— Да за-ради бога!
— Так вот, господа! Дело в том, что на днях произошло крайне прискорбное событие… Моя сестра… э-э… моя младшая сестра стала жертвой преступления.
— Петя! Господи, Петя…
— Да-да. Жертвой преступления. Собственно говоря, жертвой стала не только она, но и я тоже. Поскольку пропавшая реликвия принадлежала нашей семье более двух веков. Это, извольте видеть, сабля, — Петр Николаевич протянул Петрухину старинный толстый альбом с выведенным золочеными буквами названием «PARADE ARMS OF THE 17th-19th CENTURIES». [24] — Извольте открыть страницу восемьдесят три.
24
«Парадное оружие XVII–XIX веков» (англ.).
Сыскать нужную страницу оказалось нетрудно, так как именно там лежали закладка и пожелтевший лист бумаги с машинописным текстом. Петрухин пихнул листок Леониду, а сам впился взглядом в рисунок: на высококачественной глянцевой бумаге были тщательно, можно сказать — любовно, нарисованы сабля и ножны. Ниже шел текст на английском языке. В английском, равно как во всех остальных европейских языках (за исключением одесского суржика), Дмитрий был не шибко силен, а потому поворотился к Купцову:
— Что там у тебя? Переводец?
— Ага, — подтвердил Купцов и зачёл вслух:
Сабля и ножны.
Санкт-Петербург. Частная коллекция г-на Московцева. Вторая половина XVIII века.
Клинок. Иран. Середина XVIII в.
Мастера по выковке клинка Ахиджан и Хасан.
Булат, дерево, золото, серебро, кожа, ткань.
Ковка, насечка, гравировка, золочение.
Длина 116,5 см…
В восемнадцатом веке сабля являлась довольно распространенным видом холодного оружия в России. Бытовали разные формы сабель как русского производства, так и иностранного. На Востоке русскими закупались в большом количестве клинки из высокоуглеродистой булатной стали, имевшие великолепные боевые качества. Русские оружейники использовали их для изготовления парадного, богато оформленного оружия. В представленном образце необычен булатный клинок иранской работы с четырехгранным штыкообразным острием, дававшим возможность наносить не только рубящий, но и колющий удар. В обухе клинка прорезан глубокий желобок, в котором перекатываются жемчужинки, издающие при ударе особый свистящий звук. Нижняя часть клинка богато декорирована растительным орнаментом, насеченным золотом. Монтировка сабли русская. Мастера использовали золоченое серебро с гравированным растительным узором. Найдено своеобразное решение оформления ножен сабли: к фигурной оправе добавлена узкая серебряная лента,
Дочитав до конца, Купцов отложил листок и покачал головой:
— Да-а… такой штуковине место в Оружейной палате.
В ответ Петр Николаевич сердито сверкнул глазами:
— Такой ШТУКОВИНЕ место у нас дома, на Пестеля! Где она и хранилась более двухсот лет.
— Пардон, — буркнул Леонид.
— То есть у вас украли эту саблю? — уточнил Петрухин, для порядку расставляя точки над «ё».
— Какое там «украли»? — досадливо махнул рукой Петр Николаевич. — Хуже.
— Ограбили?
— Еще хуже… Сестрица моя сама прямо в руки подонку сабельку отдала.
— Петя!
— А что — «Петя»?! Что — «Петя»? Ты, конечно, меня извини, сестрица, но такой дурости я от тебя не ожидал. Считаешь, что я неправ?
— Да, Петр, ты категорически и катастрофически не прав. И позволь я сама расскажу о нашей проблеме.
«Эксперт» неопределенно пожал плечами и снова взялся за ирландский напиток.
— Я не понимаю, почему мы говорим о сабле, — получив право голоса, с тихой горечью заговорила Анна Николаевна. — То есть я не понимаю, почему мы говорим только о сабле, забывая, что пропал еще и человек. Как будто сабля… Ради бога молчи, Петр! Я умоляю тебя — молчи! Дай мне рассказать, что на самом-то деле произошло. Господи! Почему же зашоренные вы все такие! Подозревающие всех подряд! Так нельзя жить!.. Да, да, Петя… я, конечно, отвлеклась… прошу прощения. Я соберусь сейчас и все расскажу… про Андрея… и про саблю, будь она неладна… В общем, это случилось в прошлую… Нет, не так, это как раз не главное!.. Главное, что в тот день шел дождь. С самого утра шел дождь, и мои девчонки заныли: ну что это такое? Как дело к выходным — дождь, дождь…
Я не услышала, как он вошел. Это очень странно, но я не услышала, как он вошел… У нас над входной дверью висит колокольчик, и не услышать, как входит человек, нельзя. Но я — вот честное слово! — не услышала. А услышала только: «Добрый вечер».
Я услышала голос, вздрогнула и уронила чашку… и увидела ЕГО!
Чашка еще не успела долететь до пола. Она, кажется, еще падала, выплескивая черную горячую волну… А я уже встретилась глазами с Андреем. Чашка разлетелась на триста осколков, а кофе забрызгал низ портьеры…
Знаете, я теперь каждый день смотрю на след этого черного взрыва и вспоминаю, как он вошел и сказал:
— Добрый вечер… Ах, беда какая! Я, кажется, вас напугал? Простите, я совсем не хотел…
Я что-то ответила, но сейчас мне не вспомнить, что именно.
Наверное, сказала какую-нибудь банальность… Или не банальность. Не помню, не помню… Помню только, что он улыбнулся, подошел и сказал:
— Простите меня… я искуплю. Честное пионерское…
И подал мне руку, помогая слезть с подоконника. Рука у него была крепкая, сухая и прохладная… сильная мужская рука. Я опустила ногу на пол, и триста горячих осколков обожгли мне ступню — я же босая сидела на окне…
Наверное, мне было тогда больно. Наверное… но я ничего не сказала. А он сам догадался. Он догадался, понял и подхватил меня. Очень ловко меня подхватил и перенес через дымящуюся кофейно-фарфоровую лаву. И аккуратно поставил на пол. Кафель пола показался мне холодным. Я бы даже сказала: ледяным. Меня как будто обожгло холодом…