Решатель
Шрифт:
Мама сказала «в круиз», значит в круиз!!
Глава 12
Деньги любят тишину
— У меня есть все основания полагать, что вы имели тесную связь с Хаттори Ивао, и что сейчас утаиваете от следствия информацию высшей степени государственной важности! Я могу запереть вас, Кирью-сан, надолго! Изолировать от общества, от семьи и друзей. Проявите благоразумие!
— Изолируйте, Асабири-сан. Ничего не имею против. Даже не буду просить звонок своему адвокату, потому что вы, во-первых, отговоритесь тем, что в данной ситуации это
Допрашивающий меня агент чуть ли не заскрипел зубами. Я отвечал ему прохладной и даже слегка доброжелательной вежливостью. В данном случае проблема была вовсе не во мне и даже не в ситуации, в которой я оказался с утра пораньше, а в том, что Хаттори и Соцуюки выпустили новые видеоманифесты, в которых напрямую обвиняют премьер-министра и всё правительство в организации «центров по замене нативного населения Японии».
Эти видеосообщения, подхваченные порядком взволнованными получателями предыдущих, разнеслись моментально на всю страну. Вспыхнуло как в бочке с горючим. Полиция начала трясти всех, кто был замечен в общении или службе с этими двумя типами, быстро была обнаружена нехватка людей Соцуюки, испарившихся в неизвестном направлении, и после этого началась форменная катавасия.
Я для полиции был номером один на интенсивный допрос. Правда, пока им что-то это не нравилось. Особенно когда прибыли юристы. Хорошо, когда у тебя есть жена со всеми нужными номерами телефонов. Ненависть и страх во взгляде провожающего меня следователя были почти физически ощутимы. Вовсе не потому, что я ему лично чем-то не понравился, просто в каждой критической ситуации вышестоящие люди угрожают своим подчиненным различными карами, а «кубикири», отсечение головы, идиома, означающая увольнение, один из самых больших страхов половозрелого японца. Бывает, что лишь на почве беспокойства, что их могут уволить, японцы заканчивают жизнь самоубийством.
За этот рычаг никто дёргать не любит, но сейчас, после того как на каждом углу обсуждают послания знаменитого Спящего Лиса и не менее знаменитого комиссара, буквально спасавшего от преступности мирное население? Сейчас все правила изменились.
Набранная мной на панели сотового телефона комбинация при прожатой зеленой клавише, выводит на дисплей ответ, что такого номера не существует. Всё правильно, так и должно быть. Тем не менее, сигнал, что до меня добрались и теперь будут по мере возможности следить за каждым моим шагом — отправлен. Это было в плане.
Следующим пунктом у меня нечто вроде прогулки.
Променад по Акихабаре совершенно для меня нехарактерен, но я расцениваю, что пока, учитывая шум, поднятый юристами, «хвост» ко мне не приставлен, поэтому собираюсь навестить Нагамото Котаро, бухгалтера нашей семьи. Сегодня он заработает внушительную сумму денег, а я стану неприлично богатым человеком на несколько часов. Мы продаем мои акции, которые давно пробили верхушку прогнозируемого пика, и собираемся покупать другие. Небольшая коррекция моих более ранних планов заключена в том, что акции японских предприятий я не возьму.
Местный рынок уже штормит.
На
— Эм… Кирью-сан, — мой спутник взволнован вплоть до того, что начал экстренно потеть, — Это…
— Не волнуйтесь, Нагамото-сан, — говорю я, сузив глаза, — Этот господин здесь совсем не ради вас. Идите сами дальше, я разберусь.
На нас пристально смотрит очень крупный черно-белый медведь, рассевшийся прямо у меня на дороге. Вокруг уже собираются люди, азартно щелкающие фотоаппаратами и телефонами.
Встаю к Пангао нос к носу, наклоняясь к морде медведя.
— Что хотел?
Зверь фыркает и ворчит, украдкой маша лапой. Мол, иди за мной.
Что поделать, иду. Пангао — единственное существо на этой планете, вызывающее у меня хоть и негативные, но очень яркие эмоции, поэтому я заинтригован подобным поведением китайского медведя. Но если у него нет весомого обоснования для подобной просьбы, то у меня дома появится шкура панды.
Зверь фыркает, не оборачиваясь. Он прекраснейшим образом понимает человеческую речь, хоть и не демонстрирует подобного на публике. Так и идем, постепенно теряя преследователей и любопытствующих. С проспекта в узкий боковой проход, пять минут по тесным жилым улочкам Акихабары, с трудом протиснувшись в пару совсем уж узких переходов, а затем, как всегда, наступает черед подземелий. Пангао — покровитель бомжей, бродяг и перепивших саларимэнов Акибы…
— Еще раз на меня зарычишь и я прогоню всех поставщиков бамбука из Токио. Будешь питаться рисом. Не маши лапами, я не собираюсь принимать твой вызов. Сначала приведи меня куда вёл, пока я не смотрю на твою шкуру как на свою.
Какие панды обидчивые, оказывается…
Заинтригованный по самую макушку, но не демонстрирующий этого, я шел по подвальным коридорам лабиринта бомжей и панд, понятия не имея, что увижу там, куда ведет меня мохнозадый проводник. Запас сгнившего бамбука? Полумертвого Соцуюки с бамбуковым стеблем в заднице? Воскресшего Тануки Ойю? Неизвестно. Разумеется потому, что меня ведет панда.
Помещение, в которое меня привёл Пангао, не могло похвастаться ничем вообще, даже лампочкой. Это был просто подвальный закуток вроде тех, в которых потерявшие всё японцы делают своё временное жилище из полиэтилена и картона. Но тут не было даже их. Вообще ничего не было. Кроме раненой собаки, лежащей на полу.
Тварь была размерами с лошадь.
…и ладно бы она была неестественно большой, с этим я бы мог смириться, всё-таки мир, в котором чересчур умные панды запросто разгуливают на свежем воздухе посреди мегаполиса и их при этом никто не трогает и не изучает…
— Тибетский мастиф, — спокойно и на глаз определил я породу огромной мохнатой собаки, занимающей почти все пространство комнаты, — А от меня ты что хочешь? Чтобы я её разделал?
Пангао, уже усевшийся на задницу, тут же зафыркал и замотал головой, прикрыв последнюю лапами. Затем умудрился издать какое-то просительное фырчание, простирая лапу к тяжело дышащему меховому стогу, бывшему чуть ли не в два раза крупнее самого медведя.
— Вылечил? — полу-утвердительно спросил я.
Китайский медведь уверенно кивнул.