Решатель
Шрифт:
Выводы сделаны, время осуществить единственное действие, которое сейчас будет оптимальным. Кто бы её сюда не упрятал, этот человек не будет играть в ту же игру, что и Мотосуба Кимико.
Отойдя в угол, девушка быстро расстегивает джинсы и облегчает переполненный мочевой пузырь.
Затем она ждёт. Недолго, максимум десять минут. Приблизительно через это время в комнату врываются три человека, у одного из них открыто лицо. Мана знает его, хотя и не должна никоим образом. Этот человек был заместителем Соцуюки Шина, он же ему выстрелил в спину во время операции, когда генерал спасался бегством от бронированного «надевшего черное». Уйгура.
— Где Акира Кирью? — вопрос задан холодным металлическим тоном. Человек подходит к ней быстрым шагом, Мана пытается отшатнуться, её дополнительно пихают в плечо, чтобы она грянулась о стену. Девушка в шоке прикрывает лицо, её руки отводят, следом летит сильная пощечина, сопровождаемая тем же вопросом, — Где Акира Кирью?!
— Я… я не знаю! Не трогайте меня!! Не причиняйте мне боль! — прорывает Ману.
Две пощечины, а за ними удар, сбивающий её с ног.
— Говори! — доносится требование.
Мана тихо рыдает, пытаясь спланировать, что делать дальше. Мужчина настроен серьезно, чувствуется по силе его ударов. Видимо, это красная линия, ей придётся нейтрализовать всех троих, чтобы уцелеть самой. Может, взять его в заложники?
— Я не знаю!! За что вы меня бьете?!
— Говори или я тебя искалечу!
— Тайчо… — очень несмелый голос одного из сопровождающих, — Она гражданская, на неё ордера нет…
— Заткнись, Наги! Вставай, сука!
Ману вздёргивают за кофту. Девушка хрипит, раскачивается, непроизвольно пытается ухватиться за своего мучителя, но тот, легко оторвав её от себя, отвешивает еще три очень злых пощечины, угрожая изуродовать, если та немедленно не расскажет ему, где её муж. Ману мотает, с её губ и носа начинает капать кровь.
— Тайчо…! — вновь не выдерживает тот же.
— Еще звук, Наги, и пойдешь под трибунал! — шипит начальство, пытаясь поднять всхлипывающую Ману, уже готовящуюся к ликвидации всех троих, — Шин еще не то…
Выстрел.
Стоящий над избитой девушкой мужчина вздрагивает, она, бросив взгляд снизу вверх, видит, как в изумлении и неверии раскрываются его глаза. Тот же голос, ранее чуть ли не паниковавший, а теперь спокойный и довольный, спрашивает:
— Как ощущения, тайчо? Хорошо вам на месте Соцуюки, мм?
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Все пули летят четко в спину цели, две из них пробивают тело насквозь, обрызгивая Ману кровью. Тело мешком падает около неё.
Тишина.
— Ноги, все записал?
— Да, картинка будет отличной. Обрезал тоже вовремя.
— Отлично. Госпожа Кирью, не бойтесь, мы друзья. Мы позаботимся о вас. Выведем на свободу. Вас теперь никто не обидит.
Мана не боится, даже не беспокоится, она, резко выдохнув ради избавления носа от сгустков крови, начинает размышлять о том, уместно ли будет что-то сломать Ивао Хаттори, которого она очень скоро увидит. Судя по всему, её использовали для создания этой сцены, этой видеозаписи… как приманку. Как жертву, которую предателю Соцуюки Шина нужно было допрашивать именно лично. Именно такими методами. В спешке. Подставив спину.
Нет, понимает она, конвоируемая, спустя десять минут, своими спасителями к машине. Она лично ничего делать не будет. Нельзя. Сейчас нельзя. Но Акире расскажет.
Да. Этого будет достаточно.
Глава 16
В глуши
— Моя жена была родом из Коулуна. Про него не пишут в учебниках для истории. Крошечный пятачок китайской земли в окружении британских
— Они убили её, — предположил я, стараясь добавить в голос немного эмоций.
— Как ты догадался? — очень ровно, но далеко не сразу, спросил сидящий за рулем учитель истории.
— Это было несложно. Коулун, трущобы, восточный деспотизм, проявляемый куда как острее в бедных семьях. Если у вашей Нии был выход из этого гетто, то значит, к нему прилагался существенный по местным меркам заработок. Вряд ли ошибусь, если предположу, что семья от неё зависела. По этой же причине девушка не сталкивалась с… яркими проявлениями деспотизма. Когда она ушла в лучшую жизнь, её семья тут же скатилась вниз по местной социальной лестнице. А если семья была большая…
— Три младших брата, две сестры… — тихо пробормотал себе под нос Тадамори, — … и мать. Почему я… почему она…
— Много работала, мало бывала дома. Вполне возможно, что ночевала в другом месте. Может быть, даже в своем, — слегка пощадил я гордость человека смягченным предположением, — Домой лишь приносила деньги.
— Если бы я тогда знал… — пальцы мужчины до хруста вцепились в руль, причем на живой руке.
— А вы не хотите себе задать вопрос, Хаташири-сан? Например такой — а почему ваша жена вновь оказалась в Коулуне? — жестко спросил я, — Она что, сбежала из ада, чтобы начать служить в японской армии? Очень сомневаюсь.
— Ты… — человек с трудом с собой справился, но автомобиль всё равно довольно опасно вильнул на дороге.
— Всегда будут задачи и цели, оправдывающие риск. Я уже говорил вам, что на войне нет правил. Не только по отношению к противнику. Когда генерал отправляет солдат на смерть, он действует согласно своему долгу. Но у него не может быть долга сознательно и инициативно жертвовать и рисковать гражданскими, теми, кого он клялся защищать.
— Дожил. Мне читает мораль воспитанник якудза.
— Это не мораль, это объяснение, почему система сдержек и противовесов имеет жесткие ограничения в своих люфтах. Что касается «воспитанника»… громкое слово. Но возражать не буду. Единственный клан, сумевший сохранить полный порядок на своей территории, единственный во всем городе — этим можно гордиться.
— Я уже жалею, что заговорил с тобой.
— Вы не хотели разговаривать, вы хотели меня убедить в том, что есть люди и звания, куда более важные мое, понимающие, в чем заключено благо страны. И такой как я должен не думать, а вежливо склонить голову перед этими великими людьми, сделать так, как они говорят, и быть благодарным за то, что они заметили меня. Именно так и никак иначе. Не врываться к этим великим людям, не бить их в лицо, не убивать, и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, не позорить этих великих людей, вытаскивая их грязное белье на публику. Потому что такое поведение позорит само звание гражданина нашей великой нации. Оно недопустимо. Верно?