Реши это
Шрифт:
Как она говорила, кольца она меняла, обручальные выбрасывала, серьги были катастрофой, о булавках забывала, а дорогие вилки или палочки для волос были пустой тратой денег. Она носила другие ожерелья с моим медальоном, например нитку оливкового жемчуга, которая была на ней в данный момент, но никогда, никогда не снимала единственное украшение, которое носила последние четырнадцать лет. Предполагалось, что она будет вкладывать фотографии внутрь, но если она этого не сделает, то сможет не снимать его в душе, а это было гораздо важнее. Там не было стекла, только моя дурацкая гравировка,
– Ты просто душка, – сказал я ей.
– Мой ребенок, – ответила она, протяжно вздохнув.
Мне очень повезло, и я сказал ей об этом, а потом объявил, что хочу есть.
– Да, я тоже, – проворчала она, крикнув Джейми, чтобы он ответил можем ли мы приступать к еде.
– О боже, простите, друзья мои, – обратился он ко всем. – Пожалуйста, берите еду. Кажется, я ослеплен красотой и блеском нового друга.
Возможно, меня немного вырвало.
Мама издала тихий звук, потому что она всегда была на моей стороне, и мы пошли за своими тарелками.
Я проверил, как там Ник. Он встречался со всеми друзьями Джейми, а Джейми держал руку на спине Ника. Это было просто отвратительно. Я оказался на одном конце длинного стола с моей мамой и тремя ее подругами, а Ник - на противоположном конце с Джейми, который кормил его фиником, покрытым бри и завернутым в прошутто, со своей тарелки. Если бы трах глазами привел к обычной ебле, Ник оказался бы именно там. Но поскольку это было не мое дело, я вздохнул и сосредоточился на матери. Это было несложно и всегда приятно. Она рассказывала мне и своим друзьям о том, как подписывала свою последнюю книгу. Мне нравилось слушать о ее поклонниках, подарках, которые они ей приносили, и историях, которые они ей рассказывали.
Когда спустя три часа званый ужин закончился, я удивился, когда Ник подошел к моему концу стола.
– Ты можешь остаться здесь с ним, – сказал я ему, прежде чем он успел произнести хоть слово.
– Да, я знаю, – сказал он мне, нахмурившись. – Мне не нужно твое разрешение. Но у него телеконференция с зарубежными покупателями, и он сказал, что зайдет к нам попозже.
– О, это прекрасно, – сказала ему моя мама и повернулась ко мне. – Разве это не чудесно, дорогой?
– Чудесно, – повторил я, закатив глаза, когда он отвернулся.
Она шлепнула меня.
****
Как только мы вернулись к маме, они вдвоем вышли на заднее крыльцо, где она зажгла около миллиона свечей, и, сидя в шезлонгах, смотрели на звезды. Я все еще был на кухне, когда телефон Ника, который он оставил на стойке на весь день, пискнул. Взглянув на экран, я увидел уведомление о голосовой почте. Присмотревшись, я увидел, что у него тридцать два пропущенных звонка, причем все они поступили за последние три часа и все с одного и того же частного номера. Я уставился на него. Тридцать два пропущенных звонка за три часа - это ненормально. Тридцать два пропущенных звонка за три часа означали, что кто-то ранен или мертв. Я посмотрел в окно на них двоих, болтающих, улыбающихся,
– Ты, сын шлюхи, думаешь, что сможешь остановить мои гребаные выплаты? Думаешь, я не продам это видео тому, кто больше заплатит? Да кем ты, блядь, себя возомнил? Все узнают! Все, блядь, все, ты меня слушаешь?
Ярость в голосе мужчины была ясна как день, и я был ошеломлен, слушая его кипящую ненависть.
– Что подумают твои фанаты, когда увидят, как ты трахаешься с теми парнями, когда был еще ребенком?
Моя кровь похолодела, и я поставил воспроизведение на паузу, выйдя через парадную дверь, чтобы отдалиться от Ника и мамы. Я снова поднес телефон к уху, и от услышанного у меня свело живот и пробрало до костей.
– Что они скажут, когда увидят, как избивают твою слабую задницу?
Меня чуть не стошнило. Работая полицейским, я видел ужасные вещи, которые творили с детьми и взрослыми, вещи, которые иногда до сих пор преследуют меня по ночам.
– А видео, на котором твой старик забивает лошадей ради страховки? Думаешь, я пришлю тебе это дерьмо, если ты не заплатишь мне деньги, грязная шлюха? – его голос повысился, он звучал яростно и безумно. – Если мне придется еще хоть раз поговорить с этой гребаной пиздой-бухгалтером, я покончу с твоей жизнью, мистер Мэдисон, и ты никогда не оправишься от этого дерьма.
Когда запись закончилась, я включал ее снова, и снова, и в четвертый раз, чтобы убедиться, что я слышу то, что уже знал.
Мне нужно было немного отойти, сбросить гнев, чтобы думать, а не просто реагировать. Несмотря на то что номер был частным, я был уверен, что знаю, кому принадлежит голос.
Я взял свой собственный телефон и начал с сообщения Розали Симмонс, и она подтвердила, что да, как я и думал, Уокер Эванс весь день звонил ей по поводу денег, которые должны были поступить к нему.
– Он мерзкий человек, – написала Розали. Я был рад, что она не знала точно, насколько мерзкий. Я был рад, что она понятия не имеет, кто он на самом деле.
Тогда я позвонил Оуэну.
– Лок? – послышался его сонный голос.
– Мне нужна помощь, – прохрипел я, едва контролируя свой голос, зная, что уже поздно, но ничуть не заботясь об этом.
– Да, – ответил он, полностью проснувшись так же быстро.
– Пожалуйста, найди для меня Уокера Эванса, прямо сейчас. Его имя есть в досье Ника, а потом мне нужно, чтобы ты посадил меня на самолет, где бы он ни находился.
– Конечно, только дай мне минутку.
– Кто сейчас не на работе?
– Элла, Нэш, Раис и Купер.
– Хорошо, – сказал я, преодолевая комок в горле. – Мне нужно, чтобы Нэш был здесь, прямо сейчас, а Элла, Раис и Куп должны отправиться туда, куда я собираюсь, как только Нэш приедет.
– Понял.
– Пришли все, что, по твоему мнению, мне понадобится, начиная с хорошей глушилки.
Он прочистил горло.
– Готово.
– Хорошо, – сказал я, пытаясь сдержать свой гнев. – Ладно.