Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
– Хочу должок Давиду Абрамычу отдать.
– Вы про то, что он ваше отравление организовал? Вы, простите, не из кавказцев?
Тараканов удивился:
– Нет, мы тульские.
– Тогда отчего про кровную месть вспомнили?
Несколько часов назад Осип Григорьевич заглянул в «Россию». Дверь в номер Розы была открыта, певица с помощью горничной упаковывала вещи. Увидев сыщика, фрейлейн попросила прислугу удалиться, потом закрыла дверь и бухнулась перед Таракановым
– Прости меня, Людвиг, прости, если сможешь! Не выдержала я…
– Они тебя били? – удивился коллежский секретарь.
Певица ухмыльнулась, задрала рукав платья, и Тараканов увидел много-много темных точек у нее на запястье.
– Это он папиросы об меня тушил… Ну а другие следы я тебе показывать не буду…
– Кто, Копытин?
– Нет, приятель его, Давид Абрамович.
– Разрешите остаться, ваше высокоблагородие! – не ответив на вопрос, гаркнул Тараканов.
Теперь удивился Кунцевич:
– Каким вы ревностным служакой стали, Осип Григорьевич. Ну что ж, если вам так не хочется расставаться со здешними красотами, то воля ваша – оставайтесь.
– Мечислав Николаевич, у меня к вам еще одна просьба будет. – На этот раз никакой решительности в голосе у Тараканова не было. – Не одолжите сто рублей? А я вам, как в Москву вернусь, сразу же вышлю.
Глава 3
Несмотря на ночь, было тепло. Дикий маньчжурский берег Амура весь был покрыт зеленью, а воздух у реки пропитан пряным ароматом цветов. Громадные «китайские» фиалки, высоко поднимаясь над травой, придавали зеленому покрову нежный голубой оттенок. В небе звенели жаворонки, в реке плескалась рыба.
По узкой горной дороге, идущей из Сахаляна на запад, катилась маньчжурская арба, запряженная худосочной низкорослой лошаденкой. Слабосильное, тощее животное едва тащило повозку с тремя седоками: китайцем-возницей и двумя европейцами, один из которых был одет в серый простой пиджак, а другой в дорогой, но мятый и грязный летний костюм. При крутых подъемах лошадь совсем останавливалась, и тогда пассажиры вылезали из арбы и продолжали путь пешком, а манза-возница принимался нахлестывать лошадиные бока длинным бичом.
По этой причине путешествие совершалось крайне медленно, хотя пассажиры и торопились. Над землей царила ночь, сонную тишину которой иногда нарушали ревущие звуки пароходного гудка, раздававшегося на серебряном плесе реки.
Когда один из пассажиров, крепыш с всклокоченной черной бородой и глазами стального цвета, раздраженный такой неторопливой ездой, принимался ругать возницу на чистейшем русском матерном языке, тот робко оправдывался:
– Ноча, капитана, есть. Дорога мало-мало ну шанго. Езди, езди – эк!
Начался рассвет. С запада подул легкий
– Кормя надо мало-мало, капитана! – просительно заявил возница. – Сипи надо…
В ответ на это заявление бородач показал китайцу кулак и энергично кивнул вдаль.
Арба спустилась с горы в широкую долину, прорезанную небольшой речкой и покрытую низкорослыми рощами и кустарником. Направо виднелась полоса Амура с двумя-тремя фанзами на высоком берегу и штабелями дров, а налево – небольшая, скрытая в котловине деревушка. У дров высились мачты парохода.
– Успели, подфартило! – обратился бородач к товарищу, худощавому бритому господину лет пятидесяти, дымившему роскошной «гаваной». Тот ничего не ответил.
– Теперь все от Чукаша зависит, – продолжал беспокойно бородатый. – Сделал ли, что велено?
Бритый левой рукой вытащил изо рта сигару.
– Сядь, Никодим, не мельтеши, – сказал он товарищу, а потом обратился к вознице: – Ходя! Ходи берега.
Китаец повернулся и поднял на него изумленный взгляд.
– Берега, говорю, ходи, черт! Не слышишь?
– Дорога нет, капитана, ходи нет…
– Дурак косоглазый! По дороге только, что ли, можно ездить? – спокойно ответил бритый недоумевающему китайцу и повернул вожжей лошадь в сторону берега.
Арба, цепляясь колесами за кочки и увязая в болотистой почве, с трудом протащилась саженей тридцать и остановилась среди деревьев.
– Теперь «мало-мало корми», – смеясь, заявил пассажир и аккуратно вылез из арбы, придерживая левой рукой висевшую как плеть правую руку.
Никодим тоже спрыгнул на землю.
– Деньги давай, капитана! – крикнул китаец, а сам испуганно съежился на своем неудобном сиденье.
Бородач вытащил из кармана пиджака бумажник, раскрыл его, достал оттуда пятирублевую купюру и бросил китайцу.
– Класненькую давай! – заволновался «ходя». – Десять лубли уговол был!
Никодим не спеша убрал бумажник.
– «Класненькую»? – передразнил он китайца. – Получишь ты свою красненькую. Стой здесь, жди.
Китаец смотрел им вслед, пока бородатый и бритый не скрылись за поворотом.
А на берегу, несмотря на раннее время, шел пир горой. Сошедшие с парохода пассажиры сидели на дровах, а то и вовсе на траве и пили дешевый беспошлинный спирт прямо из жестянок. Более состоятельные тянули «Мартель» харбинского разлива, по шести гривен за бутылку. Повсюду уже раздавались пьяные песни, визжали бабы.
Спиртное отпускалось из почерневшей, вросшей в землю фанзы, ко входу в которую тянулась очередь страждущих. За прилавком этого примитивного магазина стояло несколько рослых маньчжур в расстегнутых рубахах и с засученными рукавами. Они едва успевали отоваривать всех желающих.