Реванши?ст
Шрифт:
Солдаты, словно почуяв недовольство людей, встали более плотным строем и перехватили мушкеты. Весь первый ряд ощутил десяток вспыхнувших искорок демона. Пороховики прикоснулись к запечатанным демонам и приготовились стрелять по толпе.
Словно по команде они подняли мушкеты, и строй ощетинился штыками.
– Не нужно, друзья мои, – произнесла мать сквозь слезы, ее голос дрожал, но оставался твердым.
Андрэ узнал этот тон – так она говорила с ним в детстве, когда хотела успокоить.
– Не нужно давать повод вас убить. Прошу вас, сделайте это
Ее слова заставили сердце сынишки сжаться от боли и гордости. Толпа немного утихла, очарованная достоинством этой женщины.
– Мадам де Жуар, вы обвиняетесь в пособничестве государственной измене. Понимаете ли вы высказанное обвинение? – Слова дель-Конзо прозвучали как удар хлыста.
– Да.
Голос матери показался громогласным, в нем звучала закаленная сталь, которую сын так часто слышал, когда она отчитывала нерадивых слуг или спорила с отцом.
Обвинитель слегка опешил от ее напора, но затем вернул расположение духа:
– Вам есть что возразить?
– Нет, и будьте вы прокляты, Бенуа. Жалкий мелочный ублюдок.
Мать плюнула негодяю в лицо, и слюна осталась у него на дорогом камзоле. Попала она прямиком на серебряную вышивку. Бенуа недовольно взглянул на место плевка, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения. Он резко развернулся и пошел прочь. Возле Гульяра он остановился на мгновение и велел продолжать казнь.
Леонард нервно сглотнул.
Он подошел ко вдове и попытался накинуть петлю ей на шею, однако женщина с силой огрела его по лицу. Звук удара эхом разнесся по площади.
– Не смей трогать меня, жирный мерзавец!
Аннет дель-Косталь сама накинула на шею петлю и крепко затянула. Ее руки, несмотря на тяготы заключения, двигались уверенно и ловко. – Будь ты проклят, ты и весь твой поганый род, предатель. Ты был ему как брат, негодяй.
В ее голосе звенела такая ярость, что Леонард невольно отшатнулся. Никогда за свои пятнадцать лет Андрэ не слышал, чтобы мама говорила с такой ненавистью. Только не вечно спокойная и рассудительная мама. Гульяра это, похоже, также удивило и испугало.
– Пожалуйста, замолчи, Аннет. – Это стало единственной фразой, которую тот смог выдавить из себя.
Гурат потянул подопечного назад. Парнишка почувствовал, как дрожат руки у старого солдата.
– Вот теперь мы точно уходим, – сказал он тихо и непреклонно. В его голосе не слышалось страха, только решимость. Нужно будет – и на руках понесет.
– Нет!
Андрэ попытался вырваться, но хватка была крепкой. Он чувствовал, как его сердце бешено колотится, а в горле стоит ком. Он должен остаться и запомнить все до последнего мгновения. Он не должен просто оставить родителей вот так. Не должен и не…
– Нас сейчас заметят. – Слова эти Гурат уже едва ли не рычал. Его лицо исказилось от напряжения. – А, к черту!
Старик быстро заломил мальчишке руку и потащил его прочь. Он уводил последнего члена рода дель-Косталь. Рода, которому служил три
Каждый шаг давался юноше с трудом, словно его ноги налились свинцом. Позади них раздался скрип механизма и коллективный вздох толпы.
Андрэ зажмурился, пытаясь сдержать слезы. Горячие, почти кипящие слезы не обжигали. Они стекали по щекам, оставляя тонкие мокрые дорожки. Слезы лились и лились, опустошая сердце и заставляя чувствовать себя пустой оболочкой без души. Он и был ею сейчас – голем, слепленный из глины, а не рожденный от людей. Мертвый внутри и одинокий.
Небо разразилось дождем во второй раз.
Глава 2. Горячая южная кровь
Дождь лил и лил.
– Это было безрассудно, – прорычал Гурат, грубо втолкнув Андрэ в темную сырую подворотню. Запах плесени и гнилых овощей ударил в нос. – Как я только согласился на все это? Ты хоть понимаешь, что могло случиться?
– Я должен был, Жан, – тихо произнес мальчишка, опустив глаза. Его тонкие пальцы нервно теребили край потрепанного плаща. – Я пошел бы и так, даже без твоей помощи.
Конечно, именно этим соображением старый солдат и руководствовался. Гурат служил у дель-Косталей три десятка лет, а потому знал их породу, как свои четыре с половиной пальца. За эти тридцать лет он вдоволь насмотрелся на своих лордов, их причуды и безрассудства. Именно лордов – мальчишка будет уже третьим, кому служит Жан, и, похоже, не менее хлопотным.
На службу Гурат поступил еще во времена деда этого мелкого засранца. Стальной Арно трепал гноанцам нервы, а потому набирал солдат, как разбитная шлюха собирает срамные болячки. К нему же записалась и рота Жана. Вот только старый лорд умер на третью весну после этого. Не пережил тяжелейшего сабельного удара, оставив после себя лишь горстку воспоминаний и контракт еще на семь лет без права досрочного расторжения.
Сынок Луи принял титул на месте, прямо в походной палатке умершего отца. Говорили, что его руки все еще были в крови. Так или иначе, но графом он стал. А затем, не дав времени высохнуть слезам на щеках, повел солдат в бой и размазал врагов тонким слоем по полю.
«Горячая южная кровь», – как шутил Гурат про себя, глядя на своих господ.
Да уж… Только эта самая кровь шла в придачу к поистине ослиному упрямству и безрассудной храбрости. Сколько раз молодого графа Луи приходилось вытаскивать из самой гущи сражений, где тот резался, словно полоумный, работая шпагой и дагой и выкрикивая отборную кабацкую брань, Гурат уже и не помнил. Сбился со счета, потому как больше чем до ста считать не умел.
Андрэ же, хоть и рос больше маминым ребенком, тихим и рассудительным, с носом, вечно уткнутым в книги, но порой отмачивал что-то такое, как сегодня. От таких вот фортелей даже у видавшего виды Гурата дыбом вставали остатки волос.