Ревизор Империи
Шрифт:
"Это все потом", решил Виктор, "а то опять во что-нибудь вляпаюсь".
На лестнице "голландской казармы" он буквально натолкнулся на шефа, который, бурча что-то под нос, неторопливо спускался со второго этажа, похлопывая ладонью по широкому поручню дубовых перил.
— Вы уж извините, Иван Семенович, подвел я вас…
Бахрушев удивленно посмотрел на него.
— Что еще случилось?
— Да с Коськиным спор вышел.
— Это
— Да. Не выдержал, ввязался.
— Что вы извиняетесь? — рассерженно воскликнул Бахрушев.
— Я, конечно, понимаю, что исправить ничего нельзя, а вы за меня…
— Что вы извиняетесь? — закричал Бахрушев. — Вы правильно поступили! Никогда, слышите, никогда не извиняйтесь за это! Что, лучше если бы люди погибли? Моду взяли на толстовщину! Еще раз услышу от вас такое — сам выставлю за ворота!
— Да собственно… — промолвил растерявшийся Виктор, — вы-то за меня отвечаете.
— Отвечаю! И вижу, что в вас не ошибся! Пока вижу.
Бахрушев перевел дух, достал платок и утер красное, вспотевшее лицо.
— Между прочим, — продолжил он уже более дружелюбным тоном, — похоже, что у вас появился покровитель. Чем закончилась ваша беседа с Аристарх Петровичем?
— Простите, кем?
— Ну, полковник Добруйский, из губкомиссариата. Вы же на него нарвались.
— Да вроде мирно. На ужин пригласил в "Русский Версаль".
Бахрушев удивленно крякнул.
— Однако! Вы, похоже, у нас баловень судьбы. Только теперь будьте осторожны.
— Понятно. Коськин мстить будет?
— Коротки руки… Он в друзья набиваться будет — мой совет, не доверяйте. Остерегайтесь также, если господин Добруйский будет приглашать в какую-нибудь секретную лабораторию. Вокруг него вьется куча прохвостов… вернее, не вокруг него, а вокруг казенных денег. Вы меня понимаете?
— Да уж куда понятней. Может, вежливо отказаться от ужина, срочные дела?
— Ни в коем случае! — воскликнул Бахрушев. — Лучше дела отложите, если таковые появятся! Да, должен вас сказать, вы все равно узнаете: я доложил о вашем предложении дирекции. Доложил от своего имени. У нас не смотрят на то, что предлагают, у нас смотрят, кто. А тут дело на многие миллионы, добыча марганцевых руд… да что я вам объясняю, сами прекрасно понимаете. Я уже начал хлопотать вам премию. Одобрят идею — поедете с делегацией в Англию, изучать процесс выплавки. Вас это устраивает?
— Вполне. Я не ищу славы, а деньги, честно говоря, в моем положении не помешают.
— Хотите продолжать исследования радио? Я уже заходил к вашим поручителям.
— Ну… не в ущерб делу конечно, а наоборот. Техника слабых токов имеет большое значение для автоматизации производства… Скажите, а на заводе все цеха такие?
— А вы не смотрели? Не любопытствовали?
— Да
— И то верно. Нет, в других получше. Здание хотели сносить, но тут заказ, а все другие цеха загружены… Вам похоже, не понравилось?
— Раз хотите честно… Каторжная тюрьма это, а не производство.
— У, голубчик, это вы лет пятнадцать назад не видели, какая в России промышленность была, — печально усмехнулся Бахрушев. Мне-то поездить довелось. Вон в Витебске на фабрике "Двина" был такой мастер — француз, фамилии сейчас не припомню, бил рабочих, особенно девушек. Одна шестнадцатилетняя девица и подговори рабочих облить этого мастера маслом и на тачке из цеха вывезти. Ну, зачинщиков сразу в полицию, а там им спину и другие части тела резали, в разрезы соль засыпали. Короче, девица эта из полиции старухой вернулась. А вы говорите.
— Так это же фашисты прямо какие-то! — вырвалось у Виктора.
Бахрушев внимательно посмотрел на него.
— Фашисты? Это что-то вроде полового извращения?
— Ну, это… Это научный термин такой, чтобы по черному не ругнуться.
— Я понимаю. Сейчас-то времена куда лучше настали. Заработки выше, рабочий день ограничили, санитарию требуют, комиссия по охране труда ходит… Правда взятки этой комиссии всучит норовят, вот и на что-то глаза закрывают. И не только комиссии вон, детали сдают контролеру, за взятки брак принимают. Пока что с этим делом воюют больше в казенных ведомствах. Господин Столыпин сказал — за эрой жестокости в России грядет эра милосердия.
— Эра милосердия? — переспросил Виктор.
"Так, попаданец читал Вайнеров. И вообще, похоже, советский."
— Ну, злые языки переиначили в "эру малосердия", но вот сами смотрите. В больнице теперь не только бесплатно лечат, но и больных содержат за счет завода. Почти все рабочие в ведомостях подпись ставят, а не крестик. И травм у нас меньше среднеотраслевой цифры в десять процентов. Разве нельзя не видеть таких вот подвижек? А школы, гимназия, училища? А восьмичасовой рабочий день? Нормальные рабочие столовые? Отдельные дома вместо казарм? Детские сады, приют для сирот, дом инвалидов? Это, по — вашему, не успехи? А что вы знаете о планах Общества дать электричество в каждый дом?
Виктор развел руками.
— Наши успехи неоспоримы. Простите, а десять процентов — это от чего?
— Как от чего? — недоуменно вскинул брови Бахрушев. — Травму или увечье получает каждый десятый. Нашему б рабочему внимания и аккуратности побольше…
— А, ну, господи… Я просто растерялся, потому что, это ж, действительно, процесс пошел. Ну, за исключением.
— Будет вам дипломатничать! Так говорите — каторжная тюрьма? Вот что, Виктор Сергеевич, к завтрашнему вечеру вы составите мне записку, почему надо строить новый тракторный цех. Постарайтесь подобрать убедительные доводы. А то, знаете, у нас привыкли все на ошибки конструктора пенять. Займетесь только запиской.